Записки сенатора

Кредит князя Меншикова уже колебался, когда возник Блудов (сделавшийся великим со времени смерти. В нравственном отношении наши покойники часто вырастают до колоссов; живой пигмей становится исполином в эпитафии). Блудов предложил государю издать свод законов и для Финляндии. Не спрося генерал-губернатора, учредили финляндский комитет под председательством Валлена, тогда прокурора сената (генерал-прокурора), и подчинили его II отделению собственной его императорского величества канцелярии. Блудов назначал оклады и награды, — а Финляндия платила. Через несколько лет свод составлен, и государь утвердил было этот труд, но как манифест следовало написать по финляндским обычаям, то и нельзя было обойти князя Меншикова. Меншиков доложил государю, что все уложение финляндское — меньше половины одного тома свода; в докладе писал я, что финн, недоверчивый по природе, любит свои законы, как самого себя, что если он новую форму изложения примет за новый закон, то государь утратит ту верноподданную любовь, которой исполнена теперь вся Финляндия, — и закон исполняем не будет. Посему испрашивалось высочайшее разрешение разослать новый свод во все суды не для руководства, а чтобы с ним ознакомиться, и в течение трех лет ссылаться в постановлениях по-прежнему на уложение, прибавляя в выносках указание на соответствующий параграф свода; тогда общество убедится, что законы те же, но только иначе размещены. На этот раз князь Меншиков не спорил против моих выражений, «слишком резких»; дело было слишком серьезно. Доклад утвержден.

Мы слишком коротко знали ветреность Валлена и пустословие Блудова, чтобы не видеть, что предложенная нами мера поведет прямо к изобличению бредней кодификации. Так и вышло. Не прошло года — финляндский сенат представил на высочайшее усмотрение две толстые тетради: одну — об изменениях в смысле законов, сделанных кодификационным комитетом; другую — о вновь изобретенных им законах. Спросили Блудова. Блудов не раз уже писал объяснения презамечательные; например: Я писал это вашей светлости оттого, что не имел всего дела под рукою» — и т. п. Так наивно поступил он и в настоящем случае; написал, что он прибавил некоторые законоположения «для округления глав», что устарелая форма уложения не укладывалась в рамки новейшей кодификации, что в ней оставались бы пробелы. Князь понес эту исповедь к государю, и свод… съели крысы. Единственным памятником этого труда осталось баронское достоинство Валлена и разрешение ему, при двух живых сыновьях, усыновить Шернваля, с фамилией барон Шернваль-Валлен, независимо от настоящих баронов Валлен! Напишут ли это в биографии графа Блудова?

Вопрос о городе Ваза был тоже довольно важен. Ваза выстроена была на берегу моря; с тех пор уровень ли моря стал понижаться, или море только перемещалось, но город очутился уже не у моря, а в двух или трех верстах от него, имея перед собою острова, бухты и проливы мелководные; от этого и большие купеческие суда не могли уже подходить к самому городу; явилась надобность посреднической перевозки. Город этот сгорел, за исключением каких-нибудь 20 или 30 домов на форштадте. Среднее купечество и некоторые обыватели просили о постройке нового города опять у моря; план составлен был отлично; все островки употреблены в дело: где таможня, где склады, где верфь, — и все под рукою. Но те большие негоцианты, которые содержали перевозные пароходы, и те обыватели, которые владели лучшими дворовыми местами в старом городе, домогались, чтобы город строили вновь на прежнем месте. В сенате большинство было за прежнее место; магистрат города — за новое. Я поддерживал магистрат: так и было решено. Восторг магистрата, большинства купечества и окрестных землевладельцев — невыразимый. Они просили государя позволения назвать город «Nicolaistad», но государь не принял этого. За мною осталось недоброжелательство сенаторов, которые в этом вопросе были разбиты.

Другой вопрос еще серьезнее. Гартман, Рамзай, сенаторы и некоторые богатые помещики стали спекулировать на винокурении; сочинили новый устав, по которому домашнее винокурение ограничено, а против злоупотреблений заводского установлены штрафы, но какие: за каждый раз открытого перекура — столько-то; за каждый раз незаконной продажи — столько-то; открывать зло должны были ленсманы, а когда ленсман донес губернатору, что Гартман курит вино дольше срока, он ему погрозил. Я представил князю Меншикову о необходимости сделать следующие перемены в уставе: вместо каждый раз сказать

каждая канна и открывателю злоупотреблений присвоить ¹

/₃ штрафных денег, — это задело за живое! Дело тянулось до самого отъезда князя в Константинополь, а на меня встала сильная партия.