Записки следователя (илл. В.Кулькова)

Михаил Сизов, рождения 1885 года, был маленький, худощавый человек, с глазками-щелками, сутулый, с тонкими, немного брезгливыми губами. Первое впечатление было такое, что он обладает каким-то физическим пороком. Сначала казалось, что он горбат, но, приглядевшись, вы видели, что это просто сутулость. Потом вы решали, что он рябой и что лицо у него покрыто оспинами, но и этого не было на самом деле. Просто кожа на его лице была какая-то неровная, нездоровая. И все-таки, хотя, кажется, в этом человеке все было в норме, вы не могли отделаться от ощущения, что какая-то ненормальность, что-то нездоровое, уродливое в нем есть. Может быть, это зависело от его манеры себя держать. Сутулость связана в нашем представлении если не с приниженностью человека, то, во всяком случае, с его скромностью. А Сизов сутулился и в то же время откидывал голову назад. И не просто откидывал, а со значением: я, мол, человек особенный и отношения к себе требую не простого. Может быть, то, что он выпячивал грудь, откидывал назад голову и на лице выражал особенную значительность и самоуважение, в сочетании с сутулой спиной, маленькими глазками, тонкими губами, лысоватой головой и производило странное, ненормальное впечатление.

Когда он сел за стол напротив Васильева, то вид у него был такой, будто не его сейчас будут допрашивать, а он решил допросить следователя с пристрастием и нагнать на него страха божьего.

— Вы признаетесь в том, что участвовали в ограблении Кожсиндиката? — спросил Васильев, после того как записал имя, отчество и фамилию, год и место рождения, словом, те обязательные данные, с которых начинается каждый допрос.

— Я не признаюсь, а признаю,- выпячивая грудь и закинув голову, сказал Сизов.

— Не понимаю, какая разница,- растерянно спросил Васильев.

— Признаться можно в преступлении,- отчеканил маленький человечек, отчетливо произнося каждую букву.

— А грабеж разве не преступление? — Васильев все никак не мог понять, куда клонит этот заносчивый пыжик.

— Это было не преступление, а экспроприация. «Экс», как называется это сокращенно. «Экс» означает принудительное изъятие средств в целях материальной поддержки партии, борющейся за революцию.

У Васильева в те годы с иностранными словами были нелады, но тут разъяснение было достаточно точным. И все-таки он буквально обалдел.

— Вы что, член партии? — спросил он.

— Я член Цека партии,- запрокинув голову, сказал Сизов.

У Васильева началось головокружение. Он окончательно перестал что-либо понимать. Может быть, действительно этот маленький пыжик приехал из Москвы с особенными поручениями из ЦК? Но не могли же ему поручить ограбить Кожсиндикат!

— Партийный билет у вас при себе? — спросил Иван.

Тонкие губы Сизова чуть-чуть улыбнулись. Очень горделива была эта улыбка. Горделива и исполнена презрения к собеседнику. Он, Сизов, крупный политический деятель, улыбнулся наивности этого обыкновенного человека, рядового следователя.

— С тех пор,- сказал он,- как вы заставили нашу партию уйти в подполье, мы не носим при себе партийных билетов.

Головокружение у Васильева увеличилось.

— О чем вы говорите? — сказал он.- Я что-то вас не совсем понимаю.

— Я член Цека партии левых эсеров,- сказал маленький человек, выпячивая грудь и высоко поднимая голову.

Васильев перевел дыхание. Наконец-то кое-что начинало проясняться.

— Да, ваша партия запрещена…- сказал Васильев, напряженно вспоминая те немногие сведения по истории революции, которые он слышал на лекциях и занятиях. К сожалению, редко ему удавалось вырвать свободный вечерок, чтоб послушать знающего человека и хоть немного повысить свой политический уровень.

— Наша партия в подполье,- перебил его Сизов.- Для того чтобы достать деньги на партийные нужды, мы произвели этот экс. Мы экспроприировали часть средств у большевиков, для того чтобы успешно бороться с большевиками. Если это преступление, то преступление политическое. Следствие по нему должно вести ГПУ, а не угрозыск. Поэтому я заявляю протест и предупреждаю, что на вопросы уголовного розыска отвечать не буду.

Опять это было сказано напыщенно и горделиво. Маленький человек рисовался. Получалось как-то слишком величественно, чтобы внушать уважение. Как в наружности Сизова, так и в его интонациях была неестественность. Если он даже играл, то переигрывал.

Васильев молчал, напряженно думая. Левые эсеры. Взрыв в Леонтьевском переулке. Процесс левых эсеров. Наконец, Кронштадтский мятеж, один из главарей мятежа левый эсер Петриченко. Пусть все это преступления, но преступления политические. Может быть, действительно дело следует передать ГПУ? С другой стороны, для следователя угрозыска все было ясно: организованный налет, ограбление кассы. Допустим, «экс». Но почему же через неделю после знакомства с хорошенькой девушкой Сизов, наврав про себя черт те что, сделавшись женихом, бегает с невестой по комиссионным магазинам и не жалея швыряет деньги? В Кожсиндикате взято было чуть меньше ста тысяч рублей. Попова говорит, что уже накуплено тысяч на тридцать всякого барахла. При чем тут политика?