Уже не свидание ей подавай с сыном, а просит отпустить.
Минут через тридцать, смотрю, начинает нервничать Димка Черешников, мой школьный товарищ, который в тот день приехал ко мне. Думаю себе: возмущен требованием женщины.
Когда она ушла, наступила тишина. Димка первым нарушил ее. Его слова были для меня неожиданными:
— Казенные, черствые вы люди. Просто возмутительно!
— Чем же ты недоволен? — спросил я.
— Сопляка заарканили. Убил человека? Нет. Ударил кого-то. Государственные органы, видите ли, простить не могут пощечины.
— Разве дело только в пощечине? Давай разберемся. Послушай…
Но он не хотел разбираться, не хотел слушать.
— Огрубевший вы народ. Хоть сердце старухи пощадите.
Его понесло! Он гарцевал, как вздыбленный конь. Уничтожал меня, буквоеда, моих товарищей по работе, не понимающих закона, всех и вся.
— Семнадцатилетний парень, за которого пришла просить старуха, дважды за один месяц побывал в вытрезвителе. Сидел за мелкое хулиганство, штрафовался. За кражу осужден условно. И вот снова «сюрприз».
— Ну и что? Человеку надо помогать. Его надо воспитывать. А тебе — наказывать на всю катушку. Так?.. А я помогал тем, кто попадал в такое же положение.
Димка работает горным инженером. Он стал хвалиться, как он околпачивает «нашего брата», правдой и неправдой «выпутывает» попавших в милицию рабочих.
В тот день мы не сумели довести спор до конца. Он непоколебимо считал себя правым.
Но так ли это?
…Помню мое первое уголовное дело. Мне было жалко и потерпевших и обвиняемых. Так хотелось их помирить, чтобы они вышли из милиции друзьями.
Суть первого моего дела: четверо зверски избили зимой около деревенского клуба пятого, своего же товарища. После выпивки. Чистая случайность спасла этого пятого: он остался лежать на снегу, ночью на него наткнулась женщина. Не буду рассказывать, сколько сил потратили опытные сотрудники, чтобы найти преступников. И вот хулиганы сидят передо мною. Они плачут. Плачут в полном смысле этого слова. Рыдают по коридорам милиции их матери. У одного отец при смерти (известие об аресте сына окончательно убьет старика), второй на руках повестку в армию держит (там научат!), третий поступил на первый курс Московского (вон какого!) университета (можно сломать карьеру), четвертый судьбой обижен — инвалид. И, честное слово, они, эти ребята, больше вызывали сострадание, чем выздоровевший потерпевший.
Я невольно принял позицию родителей обвиняемых. Никонов (такова фамилия пострадавшего) здоров, все зажило. А парни прочувствовали. Правда, долго лгали. Так еще бы! Попали в такой переплет.
Но вот прошла неделя, вторая. Четверо гуляли на свободе. Первый испуг прошел, и они стали недвусмысленно угрожать пятому. От потерпевшего поступила жалоба. Начальник потребовал немедленно арестовать преступников, а мне, на первый раз, влепил выговор.
День за днем стало изменяться мое представление о следствии. Само собой пришло понятие о необходимости сурово спрашивать с тех, кто нарушает общественный порядок.
С Дмитрием мы поспорили, думаю, не зря. На позициях «жалости» далеко не уедешь.
Одна женщина сказала мне, что ее сын хулиганит потому, что после войны (сорок лет назад!) он ел «гнилую картошку». Она серьезно верила, что нынешнее поведение сына — следствие тех трудных послевоенных лет, и только!
В центре внимания милиции — воспитание человека, предупреждение правонарушения. А как быть с теми, на кого убеждение не действует?
Глубокий след обиды остается в сердце человека, незаконно пострадавшего. Закон защищает честных граждан. Он же предостерегает хулиганов и другого рода преступников. Пусть знают: возмездие неотвратимо.
Социалистическая гуманность — это и есть разумное сочетание суровых мер наказания в отношении совершивших опасные преступления, а также мер общественного воздействия и воспитания лиц, впервые допустивших правонарушения и способных исправиться без изоляции от общества.
Гуманность нужно проявлять к тем, кто совершил не по злому умыслу, впервые, правонарушение, не представляющее большой общественной опасности. Но не убийцы, грабители и рецидивисты должны оказываться на свободе. Повторяющий тяжелые проступки пусть пеняет только на себя. Разве всепрощением можно устранить зло?
…В сельском клубе проходит торжественное собрание. Вручаются награды. Недавно освободившемуся из мест лишения свободы сорокалетнему А. Заровнову что-то не понравилось в ораторе. Сквернословя, хулиган ударил кулаком в лицо председателя сельсовета. Почему бы ему не простить, Димка? Трое малышей останутся без отца. И сам обвиняемый тяжело болен. Но Заровнов с шестнадцати лет терроризирует односельчан.
Г. Артемцев, молодой плотник СМУ, в сельском клубе ударил секретаря комсомольской организации колхоза «Рассвет» за то, что тот не позволил ему принимать участие в репетиции хора художественной самодеятельности. Ранее хулиган был судим. Почему бы не махнуть на все это рукой, Димка?