Читаем Записки солдата полностью

Готовясь к этому новому наступлению, я снял Симпсона с арденнского фронта и перебросил его к северу от Ходжеса на участок, прилегающий к фронту Монтгомери в Голландии. Когда 9-я армия в начале октября прибыла на наш фронт, я отвел ей менее активный арденнский участок фронта, намереваясь использовать для наступления на Рейн более опытные 1-ю и 3-ю армии. 18 октября я покинул Брюссель в полной уверенности, что рано или поздно Монти добьется усиления своей группы армий за счет американских войск. К этому времени численность американских войск в два раза превышала численность английских войск, причем это соотношение в пользу американцев должно было вскоре еще более увеличиться. Армия Симпсона оставалась еще самой неопытной среди наших армий, и я пришел к заключению, что именно ее мы могли передать Монти наиболее безболезненно. Чтобы не оставлять 1-ю армию в опасном соседстве с англичанами, я решил вклинить между нею и Монти 9-ю армию, что и сделал. Но эта перегруппировка моих сил в конце концов оказалась в интересах Монти, так как вскоре 9-я армия превратилась в первоклассную боевую единицу, и Монти имел с ней гораздо меньше неприятностей, чем он мог бы иметь с 1-й или 3-й армиями.

Чтобы заполнить незанятый участок фронта в Арденнских лесах, мы перебросили из Бреста 8-й корпус Миддлтона, включив его в состав 1-й армии. Все три пехотные дивизии и кавалерийскую группу корпуса мы расположили в одну линию вдоль 145-километрового участка фронта в Арденнах, в промежутке между наступавшими армиями Ходжеса и Паттона. Для усиления этого слабого участка фронта мы дополнительно выделили бронетанковую дивизию, которую Трой перевел в резерв корпуса. Богатые форелью речушки стремительно неслись по крутым склонам этого спокойного участка фронта, а леса оглашались ревом диких кабанов. Позже старший лесничий Люксембурга жаловался, что американские солдаты, мечтавшие о зажаренных тушах кабанов, охотились на кабанов на самолетах и в охотничьем азарте расстреливали несчастных животных на бреющем полете из пулеметов Томпсона. Изобретательно, согласился я, но не слишком ли это опасное развлечение.

Напротив арденнского участка фронта Миддлтона лежали живописные, редко населенные горы Эйфель с узкими долинами, крутыми лесистыми склонами, озерами и потухшими вулканами. Всего лишь несколько первоклассных дорог, идущих с востока на запад, пересекали участок Миддлтона от Эйфеля через Арденны, извиваясь вдоль долин, простиравшихся к реке Маас, протекающей в 80 километрах в тылу.

Теперь мы могли усилить фронт Миддлтона только за счет ослабления наших группировок, предназначенных для ноябрьского наступления на северном и южном направлениях. Ходжес и Симпсон могли использовать не более четырнадцати дивизий на всем 90-километровом фронте к северу от Арденн. Южнее Арденн девять дивизий Паттона были растянуты на 135-километровом фронте. Мы испытывали столь острую нехватку в живой силе, что были вынуждены отложить наступление на северном направлении на целую неделю, чтобы потребовать назад выделенную Монти дивизию, которая должна была принять участие в действиях по освобождению от противника устья Шельды. Более того, для сосредоточения сил 3-й армии на более узком участке фронта потребовалось передать часть фронта Паттона 6-й группе армий Деверса.

Если бы мы хотели свести до минимума риск наступления противника на слабый участок фронта Миддлтона в Арденнах, мы могли бы отложить наступление Паттона, как предлагал Монти, или даже отсидеться в обороне всю зиму. Я не мог согласиться ни на то, ни на другое. Лучше мы до предела растянем фронт Миддлтона, сознательно идя на риск в Арденнах, ради возможности использовать каждую наличную дивизию в ноябрьском наступлении, которое должно было нанести немцам сокрушающий удар. Таким образом, мы преднамеренно отказались от усиления фронта в Арденнах, чтобы обеспечить успех зимнего наступления. Этот рассчитанный риск лежал на моей совести, и я никогда не жалел, что пошел на него. Если бы я снова оказался в таком же положении, то не сделал бы иного выбора. Конечно, этот выбор был не безопасен, но если бы мы во Франции думали только о безопасности, то могли бы зазимовать на Сене перед обуглившимся остовом Парижа.

* * *

Первоначально предполагалось, что наступление на северном направлении начнется на пять дней раньше наступления Паттона, чтобы дать возможность Ходжесу и Симпсону первыми воспользоваться поддержкой стратегической авиации. Мы предполагали нанести на этом главном направлении массированный бомбовый удар, в свое время парализовавший противника у Сен-Ло. Узнав, что Монти не собирается возвратить к 5 ноября приданную ему американскую дивизию, я отложил на пять дней начало наступления на северном направлении и дал Паттону распоряжение занять исходные позиции.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное