Читаем Записки солдата полностью

Эта нехватка в живой силе вынудила нас замедлить темп продвижения, и наши войска, наступавшие на северном направлении, завязли в грязи. Если бы я перебросил часть войск 3-й армии на север для усиления армии Ходжеса, чтобы активизировать его действия, то все равно не был бы в состоянии обеспечить обе армии достаточными резервами. В течение каких-нибудь пяти недель зимнего наступления мы потеряли 64 тыс. человек, причем почти половину из них на 20-километровом участке фронта 1-й армии. В довершение всего, - как будто одних только боевых потерь было недостаточно, - около 12 тыс. человек заболели ревматизмом ног и также вышли из строя. Хотя больные ревматизмом относились к категории небоевых потерь, тем не менее ревматизм причинил нам тяжелый урон на фронте, где каждый вышедший из строя солдат ослаблял мощь нашего наступления. Заболевания ревматизмом ног были вызваны постоянной сыростью и продолжительным пребыванием в воде. Он приводил к стойким повреждениям периферических сосудов нижних конечностей. Из 12 тыс. заболевших ревматизмом и эвакуированных в тыл солдат большая часть, по заключению врачей, оказалась навсегда непригодной к строевой службе. Многие остались инвалидами на всю жизнь.

К концу января заболевание ревматизмом ног достигло столь крупных масштабов, что американское командование стало в тупик. Мы были совершенно неподготовлены к этому бедствию, отчасти в результате собственной небрежности; к тому времени, когда мы начали инструктировать солдат, какой нужен уход за ногами и что нужно делать, если ноги промокли, ревматизм уже распространился по армии с быстротой чумы. Только в нескольких дивизиях групп армий процент заболеваемости был относительно невелик, так как командиры этих дивизий оказались более расторопными. Они установили специальные сушилки, в которых ежедневно просушивались носки.

Когда в ноябре пошли первые осенние дожди и начались холода, наши войска оказались плохо подготовленными к зимней кампании. В этом отчасти был повинен сентябрьский кризис со снабжением, так как в период нашего стремительного наступления к Рейну я сознательно отдавал предпочтение грузам с боеприпасами и бензином перед грузами с зимним обмундированием. В результате мы оказались без теплой одежды; особенно остро ощущался недостаток теплой обуви. Мы подвергали себя риску, идя на это, и теперь страдали от своей непредусмотрительности.

На основании опыта предыдущих боев мы пришли к выводу, что наибольшие потери несут пехотные взводы. Именно они должны первыми бросаться в атаку под огнем противника. Именно они несут наибольшие тяготы войны, подвергают себя большему риску и имеют меньше шансов уцелеть, чем солдаты других родов войск. В состав американской пехотной дивизии времен второй мировой войны входил 81 пехотный взвод, причем боевая численность каждого взвода составляла приблизительно 40 человек. Из общей численности дивизии в 14 тыс. человек в пехотных взводах была 3240 человек. В полевой армии общей численностью 350 тыс. человек на одного солдата в окопе приходилось более шести солдат других специальностей. Это, конечно, не означает, что остальные шесть солдат не участвовали в бою. Многие из них сражались как пулеметчики, артиллеристы, саперы и танкисты. А в масштабе театра военных действий это соотношение еще более увеличивалось: на каждого пехотинца с винтовкой приходилось 15 солдат других специальностей.

До вторжения в Нормандию мы считали, что 70 процентов боевых потерь будет приходиться на пехоту. К августу мы увеличили эту цифру до 83 процентов, основываясь на опыте боев в Нормандии. Убедительной иллюстрацией, показывающей, какой опасности подвергается жизнь пехотинца в бою, являются боевые действия у Сен-Ло, где в течение 15 дней боевые потери 30-й дивизии составляли 3934 человека. На первый взгляд может показаться, что все подразделения дивизии в среднем потеряли 25 процентов личного состава. На самом деле это не так. Три из каждых четырех убитых или раненых приходились на пехотные взводы. Таким образом, потери, понесенные пехотными взводами, превышали 90 процентов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное