Записки средневековой домохозяйки

Но если мисс Регер и мистер Муари занимали все мое время от рассвета и до ужина, то после оного меня терзал герцог Коненталь. Он начинал со мной беседу о пространных вещах, а потом плавно и, как он считал, незаметно переводил ее в другое русло, а именно о его разлюбезном Кларенсе. После таких положительных продолжительных рассказов, даже если б я была без памяти влюблена в супруга, то возненавидела бы его. Сколько дифирамбов герцог изливал на маркиза, сколько комплиментов ему расточал… Тот, наверное, столько не слышал про себя с пеленок.

Я с ровным выражением лица вынуждена была сидеть и слушать все эти словоизлияния, тогда как мне в этот момент хотелось бы покопаться в библиотеке для ответа на единственный вопрос: как мне вернуться назад? Вечером же, после того как герцог отпускал меня, у меня хватало сил лишь подняться к себе наверх, съесть принесенное Меган и рухнуть в кровать.

Правда, в беседах с герцогом попутно я пыталась хоть что-то узнать об имении, куда в любом случае уеду, если не найду способа вернуться. Но на мои вопросы про Адольдаг его светлость только отмахивался и говорил, чтобы я выбросила все глупости из головы. Если я стану следовать его указаниям, то все будет замечательно.

И вот наступил день, которого герцог Коненталь ждал с таким нетерпением, а я с содроганием. Не знаю, каким образом его светлость узнал, что племянник вернется с охоты, или где он обретался, именно сегодня, однако еще со вчерашнего вечера устроил суету без меры.

Кларенс возвратился к обеду. Узнав, что сегодня будет прием, он попытался было вновь улизнуть, однако был отловлен дядюшкой, и они, запершись в кабинете, беседовали о чем-то часа три. Порой их разговор прерывался гневными выкриками, угрозами и прочими непристойными вещами, которые благонравные аристократы в общении между собой допускать никак не могли. Чем дело закончилось, я так и не узнала, поскольку мисс Регер отослала Меган с кухни ко мне, чтобы та начала готовить ванну. Девушка так и не дослушала рассказ лакея, и я осталась в неведении.

Вечером, когда после суровых пыток утяжки в корсет и навьючивания кучи нижних юбок и сорочек меня наконец-то облачили в сшитое под руководством мисс Регер платье, в комнату пришел его светлость, дабы убедиться, что все в порядке. Увидев меня, бледную от волнения (это он посчитал, что от волнения, а я-то знала, что от нехватки воздуха из-за этого дурацкого корсета), он радостно заулыбался, прямо-таки посветлел лицом.

– Дорогая моя, ты чудесно выглядишь! Обворожительно! – заворковал он, а потом забрал у камердинера, стоящего в коридоре, большой футляр и положил его на трюмо. – Аннель, я думаю, что это колье, которое раньше принадлежало моей дражайшей супруге, как нельзя лучше подойдет к платью.

Мисс Регер, до этого молчаливой тенью стоявшая у стены, метнулась и, раскрыв футляр, извлекла оттуда пару великолепнейших серег с крупными полупрозрачными голубоватыми опалами, обрамленными аквамаринами. А потом и замысловатое ожерелье точно с такими же камнями, вспыхивающими в свете каминного пламени алыми и бордовыми искрами. Оно удивительно шло к платью из бледно-бледно-голубого шелка, по которому вились розовато-золотистые искусно вышитые цветущие вишневые веточки. Когда мисс Регер застегнула колье на шее, а я сама вдела в уши серьги, его светлость довольно отступил назад.

– Вот теперь я понимаю, что значит самая восхитительная леди! – Он оглянулся на мисс Регер, которая с удовлетворенным видом взирала на дело рук своих. – Сопроводите миледи вниз в малую гостиную к десяти часам вечера.

– Как прикажете, – почтительно присела камеристка.

– А пока составьте Аннель компанию, ведь до начала приема еще полтора часа. Она так волнуется. – И с этими словами герцог покинул нас.

А я вовсе не волновалась, я злилась, что никак не смогла воспрепятствовать этому дурацкому маскараду, где из меня пытались наскоро слепить послушную леди, которая не должна никогда раздражаться, всегда быть милой и едва заметно улыбаться, дабы у окружающих не складывалось впечатления, что она несчастна или чем-то расстроена.

Больше всего на свете сейчас мне хотелось сбежать куда-нибудь. И если бы мисс Регер не сидела рядом со мной как надзирательница, то я бы так и сделала.

Камеристка, застыв молчаливым изваянием, смотрела на каминное пламя, а я пыталась справиться со своими нервами самостоятельно. У Клары не было никаких иллюзий по моему поводу. Она, как женщина, насквозь видела все и, думаю, давно разгадала, что я не похожа на глупенькую дебютантку в первом сезоне. Однако она, преданная сердцем и душой родам Коненталь и Мейнмор, не испытывала сомнений, как ей следует поступать, и потому стерегла меня, точно собака на привязи.