Записки средневековой домохозяйки

Поутру, когда все были уже в седлах, и осталось лишь дать шенкеля коням, как Себастьяна вновь накрыло, и он едва удержал себя, чтобы не отдать дурной приказ — на юго-запад в Стейфоршир. От напряжения и желания сдержать себя, ему даже пришлось прикусить ладонь, затянутую по зимнему времени в теплую кожаную перчатку.

Уже когда они выехали за городскую черту и свернули на большой тракт, все тот же Пауль осадил своего жеребца, и прокричал удаляющемуся маркизу.

— Милорд, так мы все-таки в Крэймер едем?! Так вы сразу скажите…

Себастьян рывком натянул вожжи так, что бедное животное от неожиданности встало на дыбы. Едва не вылетев из седла, мужчина помотал головой из стороны в сторону, словно собака, отряхивающаяся от воды, а потом вовсе наклонился и, схватив горсть снега, утер лицо.

— Милорд, с вами все в порядке? — уточнил Томас — его камердинер. Даже его молчуна — а он мог не говорить неделями — проняло, и он забеспокоился о хозяине.

— Нет, — уже честно ответил Себастьян. — Хотя я и не знаю отчего.

— Милорд, — тут подъехал Пауль. — Мы куда все же направляемся? Вы твердите одно, а сами правите в другое место. Если это тайна, так вы так и скажите. И мы больше спрашивать не будем, а если надо так еще и подтвердим чего…

— Мы. Едем. В Адольдаг! — проговаривая так, чтобы каждую букву было понятно, произнес он. — И нам нужно только туда. И никакой тайны в этом нет.

Пауль пожал плечами.

— Угу, — кивнут он. — Пусть так. Однако и вы творите не совсем то, о чем говорите. И пусть все молчат и лишь я нет… Едва мы выехали из столицы — вы сам не свой. Вас будто бы подменили. Глаза поволокой, словно маковым отваром опоили. Речи рассудительные, а творите, словно вами черт руководит. А порой под нос бурчать себе что-то начинаете. За вами отродясь подобного не водилось, а тут…

Себастьян удивленно посмотрел в лица своих спутников. Те вполне серьезно смотрели на него, подтверждая правдивость слов гвардейца. Молчание затягивалось.

Наконец маркиз не выдержал.

— Раз со мной творится непонятное, вы езжайте первыми, а я за вами следом.

— А если чертовщина не прекратиться? — уточнил Пауль. — Что тогда?

— Тогда поедем в Стейфоршир, — отрезал Себастьян, лишь бы педантичный гвардеец отстал он него. Хотя сам он сильно сомневался, что теперь свернет не туда. Ему нужно было только в Адольдаг.

До самого вечера ничего необычного не происходило. И Себастьян уже начал думать, что временное помутнение рассудка прошло. Что все виноваты эти хлопоты и заботы, тягостные мысли об Аннель. А ведь как бы он не анализировал, как бы не пытался все разложить по полочкам и определить для себя — как же быть, ничего не выходило кроме как — если бы она не была женой Кларенса, то он бы был не против, чтобы она стала его женой. Да — строптивая, да — чрезвычайно своевольная, в отличие от женщин, к которым он привык, но может быть в этом-то и прелесть. Покорная, во всем соглашающаяся жена, в конце-концов, надоест, а ведь ее нельзя сменить как любовницу.

Еще тогда на балу он заметил, насколько она необычна в своем поведении, но рассудительна. Большую часть вечера она провела с отцом и его близким другом — графом Пенсери, и предусмотрительно держась подальше от Кларенса. Ему даже стало жаль ее и, не удержавшись, он пригласил девушку потанцевать. Несмотря на то, что танцевать она еще толком не умела, однако двигалась легко и грациозно. А усадьба?! Во что превратилась она после того, как Аннель все взяла в свои умелые ручки?! А ее слуги? Они ей доверяли безгранично и полностью. Готовы были выполнить любую ее просьбу. А настолько были преданны! Даже на его порой невинные вопросы тщательно подбирали слова для ответа, чтобы не сказать больше чем нужно…

— Да стой ты! — вывел его из раздумья неожиданно сиплый голос Пауля, похоже он сорвал его.

Себастьян обернулся и, обомлев, натянул поводья. Конь остановился, тяжело поводя взмыленными боками. Оказалось, он находился посреди поля, скрытого снегом, и единственным следом, что был на нем, оказался след его жеребца. Пауль на таком же взмыленном коне, доскакал до него. Сплюнув тягучую слюну на снег, он утерся рукавом, и, задыхаясь, спросил:

— Милорд, вы уже пришли в себя?!

— Я… — все что смог произнести Себастьян, а потом лишь судорожно кивнул. Язык отказывался повиноваться ему.

Он помнил как, перестроившись, они поехали по дороге, потом привал, потом вновь путь. Оставалась еще пара часов и должна была показаться деревня, в которой они собирались заночевать, как… Крик Пауля и он уже тут.

Уставший Пауль, а было видно, что этот здоровяк-гвардеец с трудом держится в седле, лишь матернулся на такой ответ и, отобрав у Себастьяна поводья, повел в поводу его жеребца обратно.