Записки Степняка

- Это верно, что брешут, - согласился я, - как же солнце может прятаться в лунки, коли оно наутро совсем с другой стороны выходит?

- А уж это планида! - развел руками Архип.

- Что за слово такое! - с негодованием вскрикнул Ежиков и, как ужаленный, вскочил со стула, - ну, что это за планида, скажи, сделай милость?

- Вона! известно что - произволение!

На этот раз развел руками Ежиков.

- Вы ведь что думаете, - обратился он ко мне, - ведь он говорит теперь: "Народ глуп", - но знаете ли, я положительно уверен, что сам он в эти "лунки" верит и ничем вы его с них не собьете... О, ни за что не собьете!.. И это, знаете, просто ужасно... Ужасно!.. - Он опять скорыми и частыми шажками заходил по комнате и порывисто задергал свою бородку..

Архип не сразу ответил. Он сначала встал, степенно помолился, поблагодарил "за чай, за сахар" и, уж выходя из комнаты, небрежно проронил:

- Уж как ты там хошь, Миколаич, а земле тоже вертеться не приходится. Это уж прямо надо сказать. Это ведь, паря, не веретено!..

Впрочем, Архип не придавал, по-видимому, особого значения солнечной системе, ибо разговор о ней поддерживал вяло. Далеко не с таким интересом, как вопрос о "братьх" и "енаральстве".

- Видите, видите! - возмущался Серафим Николаич неуважением Архипа к авторитету "Коперников, Галилеев и Ньютонов".

По уходе Архипа и после того как Ежиков почти совершенно уже успокоился, я полюбопытствовал узнать, в чем же видит он raison detre своего проживания в деревне, если деревня эта остается совершенно чужда ему, как вместилищу "драгоценных знаний".

- Как бы вам сказать... - ответил он, - как ни грустно признаться, но только роль капли, долбящей камень, дает мне мир с моею совестью... Только роль капли. О, это не романтично, знаете, и от этой капли до белой лошади красавца Лафайета и до красивых шелковых знамен очень далеко, но, видите ли, вся суть-то пока в этом... О, слова нет, это тяжело, ужасно тяжело, но это и единственный путь наш... И, знаете ли, у этого сухого и как {235} бы невыразимо прозаичного пути есть своя подкладка, которая пожалуй что и любому поэту дала бы богатую тему!.. - Ежиков оживился и заблестел. Помирить народ с "детьми бича", расширить его мысль, просветить его разум и, главное, снять повязку с его глаз, научить его различать врагов от друзей своих... о, это, знаете ли, такая задача, такая... И задачу эту именно нам, интеллигенции, необходимо, неизбежно надо выполнить... И необходимо отучить народ судить о нас либо как о барах, либо - о блаженных шутах каких-то, о каких-то немцах с русской речью - вот что необыкновенно важно!.. И этот путь - единственный путь наш... Это медленный путь, вы скажете? О, несомненно медленный, я знаю, и это ужасно, но все-таки неизбежно... Я погорячился недавно и наговорил о них много злых вещей... Это, видите, опять-таки нельзя иначе, это, знаете ли, плоть и кровь во мне говорит, но не разум... О, нисколько не разум!.. Когда я злюсь на них - во мне говорит романтик, который скучает иногда без шума развеваемых по ветру знамен и без видимого разгрома враждебных бастионов... И это неважно... Пусть... пусть я не вижу следов копотливой работы... И не увижу... Разум и совесть мои говорят мне: "Да, капля долбит камень..." И я долблю... И вы замечайте прогресс: нынче меня, как колебателя основ, мужики крутят вожжами и преподносят господину становому приставу (и не подумайте - за что-либо "важное" крутят, о нет, - просто за "лунки"... и скручивание за "лунки"-то я именно и подразумеваю), - а завтра уже не крутят, а зовут "блаженным", послезавтра, еще уступка - меня величают "блаженненьким"... И придет день... О, непременно придет! - восторженно воскликнул Серафим Николаич, и народ сердцем своим широким полюбит "кающегося дворянина". И полюбит не за "душевность" его - этак-то он иногда и помещиков своих любил и от этого избави боже, - а именно за знание и за честность... За честность полюбит, и это главное!

Ежиков замолчал и долго рассматривал своими близорукими глазами пробу чайной ложечки, но вдруг порывисто бросил эту ложечку и снова заговорил: