Записки Степняка

Я придвинулся к окну. На балкончике горела лампа с матовым шаром и разливала вокруг свет, подобный лунному. Около столика, накрытого салфеткой, сидели Чумаковы - Липатка и Праксел. Старик тяжело наклонился над столом, тыкая неверной рукою в тарелку с селедкой и беспрестанно икая. Он был в ситцевой рубахе, подпоясанной ремешком, и в неуклюжих валеных сапогах. Широкая спина его выпукло обозначалась сквозь тонкий ситец. Перед ним возвышался графин с водкой и две рюмки. Липатка, без сюртука и жилета, сидел напротив отца, непринужденно посасывая сигару, и от времени до времени, с присущим ему достоинством, поглаживал свои пухлые щеки.

- Дока ты у меня, Липатка... дока, пес тебя слопай! - заплетающимся языком говорил старик. - Ну только не заносись, прямо говорю... не заносись...

Последовала пауза и медленное искание селедки.

- Ты сын мне, а? Как ты насчет этого понимаешь?.. - продолжал старик, поймавши, наконец, кусок селедки и с угрожающим видом потрясая им в воздухе, - а?.. Сын... И поэфтому поступать должoн!.. - Он икнул и перекрестил рот. - Ты как понимаешь? Покоряйся!.. Ты знаешь: отцам да повинуются, а? Это где показано?.. В писании, дура-ак, в писании...

Он поникнул головою и вдруг прослезился.

- Алипат Пракселыч!.. Друг!.. Я ведь понимаю, я все понимаю... Ты думаешь, как я есть мужик сиволапый и поэфтому самому понятиев лишен?.. Не-э-эт, голубь, я понимаю... Я могу... Я все могу! Все могу! - внезапно возопил он благим матом и жестоко ударил по столу кулаком, но затем тотчас же стих и продолжал умиленно: - Ежели баринишку этого опутать... Гуделку этого!.. (Иринея передернуло) так это довольно даже обнаковенно... Но наипаче старайся протурить его с наших местов!.. Друг!.. Я еще вo каким махоньким понимал ихнего брата... И с того произошел!.. - Он горделиво приосанился. - И ты не заносись... Ты отцу кланяйся: отец не оставит, отец на путь наведет... Разве я не понимаю нонешних делов? Ошибаешься, друг... Оченно даже я их хорошо понимаю... Вникаем, голубь... Мы мужики, а вникать - вникаем!.. И прямо я тебе скажу: нонешние дела - дела зазвонистые. Ты это понимай... Имей опаску, говорю... {425} Я ведь недаром в немецкие-то земли заслал тебя, капиталец-то уходил изрядный... Ты это чувствуй!..

Он выпил, утерся рукавом и, все более и более впадая в назидательный тон, продолжал:

- Наипаче не прошибись, говорю... Времена опасные... Времена такие - в лесу светлей!.. - И, заметив легкую улыбку на лице Липатки, рассердился. Ты думаешь, старик пьян?.. Ты полагаешь, старик зря мелет?.. Врешь, Липатка!.. Я в своем доме хозяин!.. - Он попытался подняться, но не смог. Ты что - ты щенок! Как об тебе понимать, а? Ты чей?.. Где твои капиталы?.. Что по Неметчине-то гулял, это еще не штука... Не шту-ука, малый!.. А ты покажи-и... Ты нам на де-еле... Какие такие твои расчеты, а? Выкладывай... А мы и обсудим нашим мужицким разумом... - Он спесиво разгладил бороду и важно развалился. - Мы и разведем!.. Мы серые... Мы глупые... а ты умник!.. Ну-ка, умный... Выкладывай... Ты как насчет фабрики полагаешь?.. Не-ет врешь, не пья-ян... - И сердитым движением руки он отстранил и рюмки и закуску.

Липат посмотрел на свои выхоленные ногти.

- Я имел уже честь... - начал было он.

- Чево-о? - брезгливо остановил его отец, - ты мне, брат, не финти!.. Ты брось выкрутасы-то эти, я ведь не Гуделкин... Ты начистоту мне выкладывай: ум-то у меня мужицкий, прямой!.. - И он решительно выпрямил свою широкую спину и положил на стол крупные волосатые руки.

Ириней сделал мучительную гримасу.

Липат несколько оживился.

- Вы, папаша, довольно неравнодушны...

- Не финти, говорю!.. - настоятельно и грозно повторил старик.

И благодаря ли этой настоятельности, но Липат действительно перестал финтить. Кратко и сжато обрисовал он старику положение дел. Народ бедствует и голодает. Земли истощены. Население прибывает и дробит наделы. На миру идет разладица. И самый раз дать мужику работу. Он пойдет за всякую дешевку, особливо зимою. Работник он не чета немецкому: нет в нем привередливости, не запросит он лишнего четвертака на сосиски, не устроит стачку, не будет хлопотать о сбавке рабочих часов. Чело-{426}век он выносливый и терпкий. Да к тому же, можно будет и уряднику отвести квартиру на фабрике. Все страху больше. А между тем сбыт тоже обеспечен. В земледельческой полосе фабрик совсем нет, а потребность в ситцах растет. Краснорядцы богатеют. Народ балуется. Щегольство одолевает всех. Труд дешев. Начальство благоприятствует.

И чем больше говорил Липатка, тем опускалась все ниже и ниже спесивая голова Праксела и тем ласковей и добродушней становился его лик.

- Так, так... - лепетал он сладостным шепотом, умиленно поглядывая на Липата, - так... утрафил... попал... дока, пес тебя слопай!..