Сегодня первый раз услыхал жаворонка. Быстро слетел он с проталинки и зазвенел серебристыми трелями... Долго, долго провожал я его взглядом. В высоте его крылья пронизало солнце, и они засветились и засверкали мелькающим сверканьем. И когда потонул он в яркой небесной синеве, а жемчужные звуки все-таки достигали до моего слуха, мне показалось - небо пело и кроткая благодать в чудных песнях нисходила на землю... Солнце ласково сияло. Необъятная степь замирала в сладостной дремоте... Сердце мое билось и тосковало.
24 марта. Тепло. С земли подымается
пар. В небе вереницами ходят белые облака.
Доктор осмотрел меня и покачал головою.
- Еду, еду, любезнейший эскулап, поберегите ваши упреки...
- Пора, давно пора!.. Есть кашель?
- Кашляю.
- Кровь замечаете?
- Бывает.
- Чувствуете лихорадочное состояние?
- Иногда.
- По ночам потеете?
- Да. {535}
- Гм... Аппетит как?
- Никакого.
- Пора, давно пора уехать!.. К тому же, у вас и нервы шалят... Очевидно, вы рискуете. Зачем эта музыка?
- Ах, эта музыка...
- Положительный вред. Берегитесь. Ступайте в Ментону. Кушайте виноград... А главное - нервы... Вы непременно должны охранять себя от всяких потрясений. Музыка - боже сохрани, любовь - окончательно воспрещается...
- Где уж нам, дуракам, чай пить...
- Окончательно воспрещается. Вести из России - ни под каким видом. Кушайте, скучайте, берегитесь севера - и благо вам будет...
- Ах, как это хорошо сказано, милый доктор! Так никаких вестей из России?
- Ни-ни... Первый вред. Все остальное еще туда сюда, но вести российские... - Доктор многозначительно поднял палец и с суровостью нахмурил брови. - Ни за что не ручаюсь! - мрачно добавил он и уселся за кофе.
Прощай же, читатель! С доктором шутки короткие. Будем надеяться, что встретим друг друга и единодушно проклянем минувшие времена. Если же нет, если в голубой Ментоне окончательно доконают меня "вести из России", - не поминай меня лихом. Вспомни, что я болел твоими болезнями и скорбел твоим горем, и за эту взаимную подъяремность не забудь меня...
Что это, опять музыка? Ах, тетушка, тетушка... Но она не слышит. Она поет дрожащим голосом и напутствует меня любимой своей песнью. О, какая печальная песня! Сердце мое млеет и тоскует, и невольные слезы выступают на глаза. Она поет:
Близка пора разлуки,
Последний близок час,
В страну, где нет печали,
Уходишь ты от нас...
Addio! Addio!..
Март 1882.
Хутор на Грязнуше,
Воронежского уезда. {536}
ОБЛИЧИТЕЛЬ
В один зимний, жгуче-морозный денек был я по делам в своем уездном городке N ***. Между прочими делами мне предстояла покупка многих так называемых "бакалейных" товаров для деревенского обихода. Эти товары я всегда покупывал в лавке купца Максима Назаровича Галдеева, следовательно, и теперь направился туда же.
Лавка у Галдеева была хотя бы и не для нашего плохонького городка. Окна с цельными зеркальными стеклами, изящные, стеклянные же двери, вывеска во всю длину большого двухэтажного дома, на которой ярко горели аршинные золотые буквы, вещающие про "Магазин колониальных и бакалейных товаров 1-й гильдии купца М. Н. Галдеева", - все это резко выделялось из ряда соседних невзрачных лавок, хотя тоже и претендующих на громкое наименование "магазинов". Товар в лавке Галдеева всегда был хороший, отменный, товар от дорогих иностранных вин до чая всевозможных сортов включительно.