Записки Степняка

- Что того? - грубовато спросил господин Карпеткин, пропустивший и на балконе малую толику хересу.

- Да насчет литературы... Возьмите хоть Дюма... Какая прелесть!.. Читаешь и не чувствуешь... страница за страницей... листик за листиком... Знаете, осенью затопишь эдак камин... закуришь эдак гаванну... возьмешь эдак мадеры хорошей и читаешь себе... "Три мушкетера" читаешь, или "Монтекристо" там... По-моему, нет выше наслаждения. (Господин Михрюткин сладко закрыл глаза и сентиментально перегнул головку.) Не все же польза, в самом деле!.. Надо, батенька, и идеалы!.. Идеалы - это такая вещь... Великая вещь!..

- Отстаньте вы со своими идеалами! - прервал его Карпеткин. - Вот я как наживу от ваших лошадей тысячи четыре - вот это идеал!.. А то - Дюма!..

Он пренебрежительно усмехнулся.

- Не-эт, батенька, без идеалов нельзя, - лениво мямлил господин Михрюткин, видимо страшно желавший соснуть. - Гаванна, камин... Мадера от Рауля и... Дюма. Д' Артаньян... Портос... Арамис... Нет, батенька... идеалы... это такая вещь... такая...

Он силился подыскать определение, но вдруг неожиданно и громко захрапел.

Солнце уже низко склонилось к горизонту. Его лучи принимали багровый оттенок. Пруд ярко алел под этими лучами. Поля казались морем пурпура. С полнеба покрывалось волнообразными, легкими, как вата, облаками. Они рдели от солнечных лучей жарким румянцем. Недалеко от балкона, в густом вишеннике, переливались страстные трели соловья; на окраине сада грустно ворковала горлинка. Откуда-то издалека доносилась унылая песня...

Отсвет от пылавшего неба падал прямо в лицо господину Михрюткину. Это лицо казалось необыкновенно довольным и добродушным. Легкая краска проступила на нем... Брюшко размеренно колыхалось; нос издавал слегка посвистывающее храпение; руки безмятежно покоились на жирных коленях...

- Ведь вы знаете, как он время проводит? - ехидно хихикая, обратился ко мне Никанор Михайлович. - Утром встанет, умоется, богу помолится непременно помолится, - повторил господин Карпеткин, как-то {95} насмешливо передернув усами, - и отправится по хозяйству... Войдет в свинятник, палкой в бок свинью толкнет и помычит глубокомысленно - ладно... Потом в конюшню пойдет, там ему маленькую выводку сделают... Иную лошадь обмахнет носовым платком, и если на платке окажется пыль - обругает, - ладно... Из конюшни в ригу: щипнет какую-нибудь девку потолще, неприязненно потянет носом воздух - и ладно... Там в кухню зайдет, повара поругает, а там и обед... Вечером придет Андреян Лукьяныч, явятся наездник, ключник, повар... Стоят у притолки... Барин чай пьет... И вы думаете, о деле у них разговоры идут? Ничуть не бывало... Еще с поваром что-нибудь похожее на дело скажет... А с теми - одни сплетни... Как попадья с дьяконицей подралась... как у фельдшера корова издохла... Мельник жене глаз вышиб... Девке Феклушке косу отрезали... Вот!.. Ну, а там и спать... день-то, глядишь, и прошел!.. Спи, младенец мой прекрасный, - смеясь обратился господин Карпеткин к господину Михрюткину, - баюшки-баю... Спи, наработался, теперь наша очередь наступила... Прошло твое времячко...

И мне в этих словах господина Карпеткина показался некий сокровенный смысл.... Действительно, прошло время господ Михрюткиных, думалось мне, глядя на пылавшее небо и залитую багровыми лучами даль, - один за другим исчахнут они с своими идеалами, с своими: традициями... Но кто же заменит их? Неужели господа Карпеткины?.. И грустно становилось на душе...

Уж вы, гусли, не гудите,

Молодицу не будите...

Ай люли-люли, не будите...

вдруг шаловливо зазвенела песня в глубине сада.

Эх, люли-люли, не будите!..

Молодушка спит с похмелья

Под калиновым кусточком...

Ай, люли-люли, под кусточком...

"Ай, люли, под кусточком!" - отозвалось далекое эхо.

- Ведь это девки в саду-то! - вскрикнул, плотоядно усмехнувшись, господин Карпеткин и, схватив фуражку, опрометью побежал с балкона.

Через полчаса я уехал из Даниловки. {96}

V. МУЖИЧОК СИГНЕЙ И МОЙ СОСЕД

ЧУХВОСТИКОВ

Славные вечера бывают весною в нашей степной стороне!

Солнце уж низко. Пустынные поля словно облиты его мягкими, ласкающими лучами. Осиновые кусты и поросшие густым тальником окладины, разбросанные там и сям среди полей, подернуты золотисто-багровым светом. В сторону, противоположную закату, от них тянутся густые влажные тени. На далеком расстоянии друг от друга виднеются деревеньки, хутора, барские усадьбы. Кое-где сверкают кресты церквей и алеют каменные колокольни.