Записки Степняка

Василий Мироныч даже рассердился.

— Да что же с гречихой-то сделалось? {52}

— Скотина разбила…

— А пастухи-то чего ж глядели?

— А пастухам что?.. Кабы свое, ну — так… Да что пастухи… Их тоже винить нечего… Одно дело — не углядишь, особливо свинью, а другое… Вольно ему, говорят, гречиху сеять, коли во всем клину ее нет… ради его осьминника не проклажаться тут… Что поделаешь-то? — Мир!.. А я еще, признаться, гречишки-то у Чумакова, Праксел Алкидыча, две мерки выпросил на семена… Уж такая-то ядреная была, такая-то ядреная!..

Василий Мироныч легонько вздохнул и опрокинул верх донышком порожний стакан.

— Э-э… ты что же это, любезный?.. Что, Миколай Василич, признаться, распарился — невмоготу…

— Ну вот там, распарился!..

Я опять стал наливать ему.

— Ну что с тобой делать, чай пить — не дрова рубить… Наливай, видно, еще!..

— Вот ты, Василий Мироныч, все толкуешь, что ваш мирской порядок не хорош, особняк лучше, мол… Ну, как же ты тогда хоть со скотиной-то обошелся-бы?

— Это ты насчет чего? Насчет кормов, что ль?..

— Да. Теперь вот гуляет она стадом по всей мирской земле1, ей и способно, а как же она будет вертеться на пяти-то десятинах, на особняке-то?

— Зачем вертеться… Да я у тебя же корма сниму… Были бы деньги, а то кормов хватит… Еще повольней мирских.

— Ну, ты, положим, снимешь, а другой кто? Ему, может, не на что снять-то? Василий Мироныч удивленно взглянул на меня.

— Заработает… запашет там, аль еще чего сработает…

— Заработок на другое нужен… А вот на корма-то нету?..

— А кому какое дело? Наживи… Кто не велит… Я ведь нажил, ну и он наживи…

— А может, у него в башке-то поменьше твоего, — нажить-то?.. Иль счастья ему нет…

Василий Мироныч окончательно рассмеялся.

— И вздумал что, Миколай Василич!.. Ах-ха-ха!.. {53}

Теперь, по-твоему, выходит, ежели, значит, у тебя есть, а у меня нет, так пополам?.. Ах-ха-ха!.. Ну, шутник!.. — Василий Мироныч даже блюдечко с чаем опустил на стол, чтоб не обжечься. — Это, значит, ты будешь спину мозолить, а я спать до отвалу, и чтоб заработок поровну?… Ай да Миколай Василич, ловок…

Василий Мироныч так непринужденно и добродушно смеялся, что и я не утерпел — тоже засмеялся.

— Ну, вы-ы-думал…

— Постой, постой, Василий Мироныч!.. Погоди смеяться… Ты что это так, задаром, с бухта-барахта нищему подаешь? Может, он спит себе, когда ты ему на краюху хлеба-то вырабатываешь, спину мозолишь?

Василий Мироныч сразу перестал смеяться и отвечал мне уж совершенно серьезно:

— Это особь статья… то — старчик, а то…

— А ты ему что за работник, старчику-то?

— Нет, Миколай Василич, ты не туда ведешь… Ежели я старчику подам, это уж все одно, к примеру, как для души… спaсенье и все такое… Тут совсем иное дело… Так сказать надо — божественное… Мы бога помним, и старчику завсегда с нашим удовольствием… Не разорит… Это ты, Миколай Василич, прямо надо сказать, не к делу…

Василий Мироныч принялся допивать отставленное было блюдечко.

— Теперь я землепашество совсем забросить хочу, Миколай Василич, после продолжительного молчания заговорил он, развязывая кумачный шейный платок и осторожно вешая его на спинку стула, — хочу маслобойку завесть, да свиньенок набрать малость, в корм…

— Что ж, дело хорошее; выйдет ли толк-то? Говорят, с маслом плохие дела стали.

— Это верно, что плохие, — равнодушно проронил Василий Мироныч.

— А как плохие, так зачем же заводить? — удивился я.

Василий Мироныч снисходительно усмехнулся.

— Наше дело-то не тo, Миколай Василич!.. Наше дело маленькое… Ну, а маленькое-то, пожалуй, и пойдет себе… {54}

— Мне кажется, все равно: маленькое оно или большое, масло-то не самому есть… продавать надо, а оно вон дешево!..

— Зачем самим есть… Всего не поешь… — добродушно рассмеялся Василий Мироныч.

Во время смеха у него около глаз показывались мельчайшие морщинки, что производило очень приятное впечатление.

— Ты тaк теперь возьми — семя когда поспевает?

— Ну, известно, поздно.

— Ну, а подат гонят? В одно, почитай, время? Так ли я говорю?.. Значит, деньги мужику надыть… А маслобоек то у нас, вблизу нет, стало быть, сам товар выбирай, сам цену становь… подходит — наш, не гожается вези куда знаешь… А то ишшо как можно пристроить… Ну, известно, не с нашими капиталами. Можно загодя деньги выдавать под сами-то, особливо своим, деревенским…

Я напомнил Василию Миронычу пример соседа-арендатора, который, года три тому назад, завел маслобойню, и, несмотря на выгодную покупку семени, бросил ее, но Василий Мироныч не урезонился, хотя и не усмехнулся на этот раз.