Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы

Подъем флага, плескание нагретой водой под перестуки сосков умывальников прошло привычно и неспешно. Жизнь первокурсников в колхозе вошла в своё привычное русло. Во время завтрака Твердов дипломатично избежал нежелательных разговоров с поварихами Ольгой и Мариной. А наскоро позавтракав, выбежал на улицу, увидав в окно так кстати заехавшему проведать их председателю Савину и парторгу Ендовицкому.

Разговор вышел коротким, но деловым. Савин обещал выделить два дня в неделю: субботу и среду.

– Дам команду, чтоб к 17–00 вас ждали в колхозной бане, – по-военному четко озвучил свое решение председатель и, вскочив в «Уазик», умчался в поля.

– Что-то я давненько к вам не заглядывал, – прищурился парторг, разглядывая загорелую физиономию Александра. – Как с подъемом флага?

– Все, как договаривались, – растянул обветрившиеся губы в улыбке командир отряда, – утром поднимаем, ставлю задачу на день. Вечером – спуск и подводим итоги.

– Ну, ну, забегу проверю, – пообещал Юрий Ильич и, поправив галстук на новой рубашке, неспешно сел в свое авто и поехал в сторону правления.

Весть о долгожданной бане произвела настоящий фурор. Больше всех радовались девушки: все же им тяжко приходилось без полноценных водных процедур. Совсем не радовались лишь Гоша Максимов и Петя Виндяпин, с минуту на минуту за ними должна была прибыть санитарная машина, что доставит их назад в опостылевшую Гавриловку.

Пятницу и субботу отработали по-стахановски. За два дня собрали восемнадцать машин картофеля. Проверяющий бригадир остался весьма доволен: ни разу не пришлось возвращать бойцов на исходную. Ребята, а больше всех девчата, жили ожиданием встречи с водными процедурами. Наконец наступила долгожданная суббота.

Рабочий день в субботу завершили на час раньше. Михалыч добросил бойцов до их расположения. В течение десяти минут, собрав на скорую руку банно-прачечные причиндалы, первокурсники двинули в сторону храма чистоты и блаженства.

Колхозная баня помещалась в одноэтажном кирпичном здании сразу за правлением «Красного пахаря» на небольшом возвышении в виде плоского холма. Истопник Григорич, опохмеленный еще утром проницательным доктором Палисадовым, радушно встречал гостей у входа. Объяснив основные принципы пользования банным оборудованием, он степенно удалился вглубь деревни.

Местные жители в общественную баню ходили редко. Ведь почти у каждого во дворе стояла своя собственная банька с парной. А что такое колхозная баня? Так, намочить веник под краном, слегка отхлестаться, да сполоснуться из тазика горячей водой. Поэтому топилась она два раза в неделю в пятницу и понедельник и мылись в ней те, кому было лень или недосуг топить свою собственную.

Баня особого дохода не приносила, поэтому председатель Савин уже подумывал о ее закрытии. Если бы не студенты, что ежегодно приезжали на картошку, то давно организовал бы в ней теплицу. Все же свежие помидоры и огурцы зимой куда лучше, чем держать штат в виде вечно пьяного истопника Григорича и дышащей на ладан глубокой пенсионерки-банщицы Пелагеи. И все для того, чтоб мыть пять человек деревенских лодырей в неделю. Ибо настоящий крестьянин завсегда мылся в своей собственной бане.

– Что там так долго можно мыть-то?! – негодовал Пахом, поглядывая наверх в сторону главного входа в здание бани. – Два часа уже моются! Мы так и ужин пропустим. Через двадцать минут начнется уже.

– Скоро должны выйти, – неуверенно отвечал Твердов, ругая себя за то, что разрешил девчонкам первыми пойти мыться.

– Саня, вот ты лоханулся! – поддакивал ему весь уже наэлектризованный Пакет. – Нас девять человек, а их двадцать. Мы уже два раза успели бы и помыться и постираться. Два час уже сидим тут, под бугром, и ждём, пока наши девочки там соизволят гигиену соблюсти.

– Ничего, выйдут. Сегодня же дискотека. Ее они точно не пропустят, – успокаивал себя и ребят Саня.

– Дискотека в десять вечера, а дело только к семи подходит. У них не заржавеет и до девяти полоскаться, – сердито парировал Пакет.

– Эй, дед, ты куда? – «Председатель» окликнул сморщенного сутулого старика в солдатской рубашке, в мятых серых штанах с сухим берёзовым веником подмышкой, трусившего явно в сторону бани.

– Эй, дед! – окликнул любителя пара и горячей волы Андрей Стеклов. – Куда ты идешь? Там же девчонки моются.

Однако дед на реплики не реагировал, а медленно, останавливаясь через каждые пять – шесть шагов, поднимался в горку, взяв курс на входные двери.

– Дедушка, туда нельзя сейчас, – догнал его Твердов, подхватив долгожителя под правый локоть.

– Ась? – дед поднес левую руку к заросшему седыми волосами мясистому уху и, подняв слезящиеся глаза на Твердова, повторил свой вопрос, – ась?

– Я говорю, девушки там моются. Де-ву-шки! – по слогам, проорал ему в ухо «Председатель».

– Ась? – дед повернулся к нему усиленным рукой ухом и замер.

– Девушки там, говорю, моются! Нельзя пока в баню! Подожди!!!

– Ась?!