— Ну, просто теперь я знаю, что мадам Гайде — лучший шкипер Малахитового Моря, владелица одного из самых быстроходных торговых судов и одна из лучших перевозчиков ценных товаров.
— И-и-и… Ничего тебе не кажется подозрительным?
— Мне здесь подозрительным кажется ровным счетом… все, — честно признался Лауритц, напряженно поморщив лоб и задумчиво почесав затылок, — но что именно не так, я понять не могу.
— Ну, ты ведь у нас тоже не первый год на море, и не суть важно, что всего лишь судовым врачом, — «всего лишь врач» кивнул, пока ему было несложно улавливать мысль старпома. — А такой опыт и такую репутацию, как у Шивиллы, не приобретают за один сезон. Так почему же, спрашивается, ты о ней раньше ни слова не слышал? Не слышал ведь?
— Нет… И правда… может быть, я просто такой… лопух?
— Не спеши на себя наговаривать, сынок… Тут не все так просто. Начнем издалека… А про пирата по прозвищу Рыжая Борода ты слыхал?
— А как же… Правда тот бушевал лет эдак дюжину назад, я тогда был слишком юн, да и мне было немного не до того — я оканчивал школу и поступал в университет… Только вот к чему это вы сейчас вспомнили?..
— А к тому, что у Бороды, вообще-то, была дочь. Единственная и любимая… А шесть лет назад он погиб, оставив девочке в наследство один из самых быстроходных кораблей западного мира и оставив ее управлять судном с помощью самых верных членов команды, за долгие годы успевших стать настоящей семьей для этого дитя морей. Для ее покойного отца «Сколопендра» была, как ребенок, так что и Шивилла сейчас неспроста называет ее «сестрой»… Никто не знал ее под настоящим именем… Ее называли Шейлой… Шейла Шальная… — Бертоло усмехнулся, достал из кармана большую серебряную монету и выставил ее перед лицом доктора, чтобы сравнить размер и форму с его округлившимися глазами. — Вот, это имечко, вижу, ты уже слышал. Но девица недолго разбойничала. Тогда она была возмутительно молода и непозволительно безбашенна… Но, к счастью, быстро перебесилась. Один добрый друг посоветовал ей, когда подвернулась такая возможность, испросить королевского помилования, откупиться от всех этих судебных крючков, благо, в наше время все сейчас хорошо покупается, и встать на честную службу…
— Пиратка… — пораженно выдохнул Лауритц и плеснул себе в кружку еще немного «успокоительного», «сыворотки правды» и «эликсира храбрости» в одном флаконе.
— Бывшая! — строго поправил старик, погрозив узловатым пальцем.
— А, я полагаю, с тем самым «добрым другом» и советчиком… я прямо сейчас имею честь разговаривать?..
— Да, доктор Лауритц, верно подмечаешь. Я верой и правдой служил отцу, служу и дочке. Она мне как родная кровинка… Своих-то детей у меня нет… Ну, то есть, как «нет»… Где-то, вполне возможно, и есть мой выводок. Только женат я никогда не был, есть у меня никто не просит, на том и спасибо, хе-хе…
На непродолжительное время между двумя беседующими повисло молчание, странно контрастирующее с общим ровным гомоном. Ларри так и не смог сообразить, нужно ли ему огорчиться, или, может быть, обрадоваться услышанной информации, поэтому просто сидел, тупо уставившись на своего визави. Он вообще себя сейчас чувствовал как-то странно — ему хотелось спать… а, может быть, не «спать», а еще что-нибудь «спеть»… или даже не «петь», а «пить»… но, всяко лучше был, конечно, самый первый вариант.
— Ну, что ты смотришь? Что, хочешь еще спросить, что случилось с моим глазом? — лукаво поинтересовался мастер Бертоло.
— Н. да, если можно, — робко ответил Лауритц. В принципе, сейчас он об этом даже не думал, но вообще его этот вопрос действительно очень даже интересовал, и он был не прочь узнать на него ответ, даже если это и противоречило правилам приличия.