Записки террориста (в хорошем смысле слова)

С этой картинкой ещё демотиваторы наштамповали. Хотя реально он всего лишь показывал корреспондентам — смотрите, мол, дети погибли. А потом положил куклу на место и перекрестился. Но гиены пера, как обычно, всё переврали.

Кулибин— молодой блондинистый хлопец, кажется, из-под Снежного откуда-то. Разгильдяй и лентяй, каких свет не видывал, при этом чудовищно хозяйственен и весьма изобретателен (за что, собственно, и получил позывной). До войны работал слесарем-сантехником. Несмотря на молодой возраст, успел дважды посетить места не столь отдалённые, оба раза за «не угонял, просто взял покататься». Некоторая приблатнённость в поведении имеет место быть, но не превышающая допустимых пределов. Может показывать примеры отчаянной (я бы даже сказал, чересчур) храбрости, при этом упорно спит ночью на посту, невзирая на регулярные тумаки от Угрюмого. Отправишь его сбегать за триста метров в столовую за банкой консервов — вернётся через три часа, зато с целым пакетом всякой вкусной всячины. Очень силён физически — один легко поднимал и нёс такие брёвна, какие мы втроём еле тащили. Считает себя русским, но основной мотив для ухода в ополчение — «Зря Киев и Львов решили, что нас можно нагнуть». Своеобразная, в общем, личность.

Кулибин.

Москит

— шахтёр с Макеевки, в районе сорока лет. Тихий, спокойный, упрямый, обидчивый. Любитель дружеских посиделок за кружкой пива. С первых дней восстания был участником всех активных событий, включая взятие Донецкой ОГА. С точки зрения политических взглядов — умеренный левый националист. Любимая фраза, когда чем-то недоволен: «Не, ну ты вообще адекватный?» Дымит, как паровоз. Совершенно не умеет водить машину, но очень обижается, когда ему об этом говорят. Постоянно переживал, что сын-балбес, отправленный с началом войны к родственникам в Россию, вернётся обратно и тоже уйдёт в ополчение. Обычный мужик, в общем, на каких земля держится.

Москит гуляет по улицам Донецка.

С Морпехом же я не слишком долго общался. Пенсионер, с Донбасса. Когда-то служил в морской пехоте, чем весьма гордился. Частенько пытался отмазаться от выполнения различных тяжёлых работ под предлогом возраста (что, в принципе, объяснимо). Что забавно, обижался, когда кто-то другой проявлял инициативу: «Морпех, не поднимай бревно, опять спину сорвёшь», — из принципа доказывая, что он ещё ого-го. Любил покашеварить, ходил в лес грибы собирать, несмотря на частые обстрелы.

Уф-ф-ф…. Всё, на сегодня раскопки окончены. Завтра будем укреплять кольями стены, а потом крышу делать. На ужин сходил в столовую — она метрах в 350 от нас, через дорогу. Что сказать… жрать можно, но не более того. На обратном пути принёс две пластиковых полторашки с водой. Одной умылся, второй носки постирал и повесил на ветку сушиться. Гигиена — важная штука, в полевых условиях особенно. Начинает темнеть, на эту ночь расписание дежурств следующее: первыми Морпех/Кулибин, вторыми Африка/Москит, ну и Угрюмый, как он выражается, «всегда с нами», т. е. будет дрыхнуть всю ночь, иногда просыпаясь покурить. Забираемся с Москитом в узкий, осыпающийся окоп и укладываемся спать. Почему не в котлован от блиндажа? Над ним нет навеса, а прилететь может в любой момент, так что мы уж лучше как-нибудь в тесноте…

В полночь просыпаемся от очереди из ПКМ^[13]

в паре метров от нас (очень громкий агрегат) и крика Угрюмого: «На, сука, получи! В ружьё! Занять позиции». Судорожно натягиваю на себя броник, каску и разворачиваю СВД, в голове одна мысль: «Мля, ну почему ночью, чёрт, у меня же подсветки нет!»

Глава IX