Читаем Записки церковного сторожа полностью

Я удивился и обиделся. Я начал написать рассказ о том, как духовность поднимает человека из грязи и…

– А духовность это кто? – недобро усмехнулась Наташка. – Ты, что ли?.. Мысленно выжимаешь пятитонную духовную штангу, спортсмен?


Мне стало стыдно только потом, следующим вечером, когда «Скрипачка» снова пришла за водой. Наверное, я все-таки покраснел и, с каким-то особенным, болезненным интересом, снова принялся рассматривать ее. Худая и нескладная девушка в грязной одежде… Мало ли таких сейчас? Но тогда почему мне так неловко перед ней?

«Скрипачка» только еще хотела задать свой вопрос, можно ли взять воды, только на секунду подняла свои глаза, но я тут же испугался, что она заметит мой стыд, и торопливо махнул рукой в сторону крана:

– Бери-бери!..

Пока «Скрипачка» стояла возле крана, я понял еще одну простую вещь: я ничем не могу помочь ей. Например, у меня в кармане лежали пятьдесят рублей, но даже под угрозой расстрела, я не протянул бы ей эти деньги. Впрочем, деньги – ладно, я знал, что в колокольне лежат два десятка чистых пластиковых бачков, но даже это крохотное благодеяние оказалось мне не по плечу.

Почему так?.. Ответ, который я тогда нашел, был довольно простым: потому что, чтобы я ни попытался дать «Скрипачке» это стало бы ее унижением. Мое мелкое подаяние без ее просьбы ставило на ней клеймо – «бомж». Между нами было только одна реальность – пустота. Эта пустота спасла и ограждала «Скрипачку» от всего остального мира и попытка перейти через эту невидимую грань или, хотя бы, протянуть сквозь нее руку, – на, возьми! – казалось чем-то надуманным, а, главное, жестоким.

Я удивлялся собственному бессилию, клял себя за него, и смог поднять глаза только когда «Скрипачка» шла к воротам с полным бачком.

Мелькнула мысль: рассказ о ней написать хотел… Ах, гадина! «Человеку нужен человек». Но разве так литературно-виртуально – теоретически

– нужен? Ты еще добавил, мол, человеку человека мало. О Боге хотел сказать?.. Но отшатнулся Бог от твоего бессилия.


… Я взял шланг и ушел в самый дальний конец двора, за киоск, поливать цветы. Пустота в душе редела, но я почему-то часто, как обиженный ребенок, всхлипывал носом.

Скоро я заметил, что цветы, которые я бездумно поливаю из шланга, почти засохли. К ним долго и никто, в том числе и я, не подходил, о них просто забыли. Теперь, когда густые капли бодро и мягко стегали по иссушенным лепесткам и листьям, они вдруг заблестели, и в этом блеске была сама жизнь.

«Заждались…»

Я подумал, что если бы не «Скрипачка», я бы не пришел сюда и сегодня, и цветы – уже неделю стояла сильная жара – наверняка завяли.

Я поливал цветы долго, словно решил вернуть им весь запас влаги, которого их лишали. Настроение постепенно уравнивалось и чем ниже опускалось солнце, тем увереннее я себя чувствовал.

Я забыл «Скрипачку». Я заставил себя забыть ее. Думай, думай о другом!


А о чем?.. Вдруг потянуло в улыбку, и ниоткуда вынырнула мысль: «Теперь, главное, в этих засушенных цветочках, очередного котенка не найти… А то получится как с Бобром».

Я подобрал крошечного, неимоверно орущего черного котенка сентябрьским промозглым утром. Стоял сильный туман, в котором глохли звуки проезжающих по шоссе машин и только один звук – надрывный крик котенка – не умолкал ни на секунду. Это была пытка!.. Если бы котенок замолчал хотя бы на минуту, я бы не подошел к нему. Но котенок кричал так, что, в конце концов, я не выдержал.

Он сидел у входных ворот, рядом с лужей, и был похож на крохотный и черный кусочек войлока. Когда я взял его, котенок быстро успокоился и через полминуты буквально затаился во внутреннем кармане куртки. Это был его новый дом, наверное, решил котенок. «Дом» пах сигаретами, был тесным и темным, но в нем было тепло, и кто-то огромный и сильный был совсем-совсем рядом.

– Кого ты принес?! – возмутилась дома Наташка, с ужасом и отвращением глядя на мою «находку». – Ты, посмотри-посмотри, это же чудовище какое-то, а не котенок. И у нас уже есть Рыжик, которого ты притащил весной из церкви.

Ну, не из церкви, конечно, притащил, а со двора.

Черный котенок действительно оказался очень некрасивым, а его свалявшаяся, похожая на мокрый войлок шерсть, никак не способствовала желанию взять его на руки. Он жадно ел и его крохотный животик надувался прямо на глазах.

– Нестандартный какой-то, – чуть успокоилась Наташка, но, тем не менее, не перестала пренебрежительно морщиться. – Во-первых, у него лапки короткие и кривые, а, во-вторых, мордочка как у бобра. Кормить это чудовище сам будешь, я к нему близко не подойду. Пусть он в коридоре живет, чтобы я его не видела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее