Схватив врачебный чемоданчик и носилки, я выскочил на улицу. Пробежав с пару десятков вагонов, наткнулся на лежащего без сознания солдата. От него пахло горелой кожей. В это туманное утро, охраняя вагон, он зачем-то залез на крышу, где был сражён электрической дугой от высоковольтных проводов. Удивительно, что ещё остался жив. Хорошо, что это произошло не на ходу и начальник караула вовремя сориентировался и доложил начальнику штаба. Но в том, что он выживет, ещё никто не был уверен. Всю его спину, ноги покрывали ожоги второй-третьей степени. Кожа отслаивалась вместе с дымящимся ватником и камуфляжем. Первым делом ввёл ему промедол, преднизолон, кордиамин и поставил капельницу с физраствором. Через тридцать минут приехала машина скорой помощи и увезла его в районную больницу. Больше его в нашей части никто и никогда не видел. В Чечню он так и не приехал.
Навстречу нам попадались такие же воинские эшелоны, которые возвращались в ППД – с разбитой и искорежённой боевой техникой и загоревшими, весёлыми, подвыпившими людьми, которые вызывали зависть и восхищение. На ходу они подбадривали нас армейским юмором, и мы чувствовали себя новобранцами, салагами, у которых всё ещё впереди.
После Ростова-на-Дону дорога пошла быстрее. Поезд набирал обороты. Чем дальше на юг, тем ярче ощущалось дыхание весны. На станции Кавказской мы выбежали из вагонов и ринулись на вокзал в поисках свежих продуктов и овощей, так как консервами уже давно пресытились.
В Минеральных Водах нам выдали каски, бронежилеты и оружие: автомат, пистолет, по четыре магазина с патронами и по две гранаты. Это нагнетало обстановку в вагоне, но с другой стороны, появилось новое для нас ощущение защищённости. В Моздоке мы уже с оружием в руках сделали вылазку в город, чтобы посетить местный рынок. Пассажиры сторонились нас, когда мы залезали в маршрутку с автоматами наперевес. Мы ощущали себя пришельцами из другого мира.
Здесь же, на станции, солдаты наполнили щебнем мешки и уложили их на пол вагонов. Выставили внешний двойной караул. Перед локомотивом прицепили две платформы с горками из песка и щебёнки. Сапёры сказали, что это профилактика от неуправляемого взрывного устройства. Ночью мы должны были въезжать в Чечню.
Следующей остановкой была станция Гудермес, она же «запасная» столица республики. Чечня стояла разрушенная, разбомбленная и замусоренная. И чем дальше вглубь мы проезжали, тем ощутимей становилась разруха, тем больше нам встречалось окопов и разбитой военной техники на пути. Я вспоминал хронику киноэпопеи. Казалось, что мы перенеслись лет на пятьдесят назад. Возле каждого моста возвышались импровизированные блокпосты из брёвен, щитов, колючей проволоки, маскировочных сетей, с надписями на бревенчатых стенах: «Орёл, Тула, Москва-Сокольники, Иркутск, Тыва». Их караулили омоновцы в банданах. Они радостно махали нам вслед и на ходу угощали сигаретами. Обещанные для сопровождения и прикрытия эшелона вертолёты так и не появились.
Местные жители с напряженной радостью и с интересом на лицах встречали прибытие эшелона:
– Откуда вы, ребята?
– Со всей России, мамаша! – отшучивались солдаты. Наверное, это и было правдой.
Вдоль воображаемой платформы полуразрушенного вокзала располагались импровизированные лотки, и подростки с почтенными дамами, закутанными в бесформенные платки и чёрные сарафаны, радостно зазывали отведать угощения. Но комбат строго-настрого приказал оставаться в вагоне, и мы лишь из окна любовались дешёвым изобилием пищи.
– Ребята, берите котлетки, по пять рублей, по пять рублей отдаю. Десяток по четыре будет! – упрашивала пожилая чеченка с миской ароматных яств.
Котлеты и пиво проникли в вагон, и вскоре мы, уже не стесняясь лакомились ими. Мне думалось: «А насколько он понимают, кому предлагают подкрепиться? Или это присущая человеку жажда наживы? Или очередной абсурд войны?»
На ночёвку остановились в Гудермесе. До пункта постоянной дислокации – Ханкала – оставалось тридцать километров. Выбрали дозорных. Командир сформировал группы по трое солдат во главе с офицером, прапорщиком, которые должны были по очереди охранять наш сон, эшелон и технику. До всех был доведён приказ: «При звуках стрельбы – падать на пол и выползать под рельсы, где занимать позицию для обороны и ведения огня! Стрелять одиночными, беречь патроны».
Не раздеваясь, с автоматом в обнимку лёг на вторую полку плацкарта. Уснул быстро, несмотря на звуки отдалённой стрельбы. Снился дом, родные, Питер…
Я даже не понял, как свалился на пол: из-за взрывной волны от выстрелов гранатомётов или от испуга из-за автоматных очередей. Боли от падения не почувствовал. Быстро снял автомат с предохранителя, дослал патрон в патронник и принялся ждать. Складывалось ощущение, что обстреливают со всех сторон. Вагон вибрировал и дрожал от взрывов.