Не скажу, что в последующем ухудшении ситуации с поездками домой виноваты лишь милиционеры или зеки – произошёл обоюдонаправленный процесс. С одной стороны, некоторые заключенные в отпуске напивались, сбегали, совершали преступления, т. е. давали повод «закрутить гайки». С другой, – милиционеры с радостью этим пользовались, и усложняли ситуацию с отпусками во всех ИУОТ. Кроме того, как рассказал мне один офицер, в ДИНе (Департамент исполнения наказаний) кто-то додумался, что заключенных надо заставить заслужить отпуск, то разрешая его, то запрещая, чтобы посмотреть, как при этом он будет себя вести. И только потом, если заслужит, разрешить ему съездить домой. Не знаю, насколько это верно, но учитывая, что каждому «химику» хотя бы раз ставили препоны на пути к заветной поездке, причем, такие, что трудно было сдержаться, чтобы не послать всех и вся, – я склонен этому верить.
Когда я освобождался, отпуск на «химии» сократили до трёх дней в любую точку Беларуси, «положняковую» (которая положена) поездку домой сразу после зоны убрали, и постепенно начинали вводить новые правила контроля за «химиками, чтобы те не расслаблялись.
И зеки не расслаблялись: вместо того, чтобы готовиться к освобождению, они постоянно ждали каких-то новых проблем от милиции. И милиция их не разочаровывала.
Глава XLIX
Я свободен?
Департамент исполнения наказаний (ДИН) постоянно жалуется, что среди бывших заключенных большой процент, вновь совершая преступления, возвращается в зоны. "Как так?"– вопрошали милиционеры у зеков, проводя многочисленные собрания. "Ну вот, как-то так", – все, что мы могли им ответить.
Никто из тех, с кем я сидел, не рассматривал вариант «садиться» вновь. Все в один голос утверждали, что они в первый и в последний раз «оступились», и больше такого не повторится. Зеки занимались на стадионе, читали книги, смотрели клипы, мечтали и готовились к лучшей жизни на воле. И, тем не менее, некоторые из них, не успев и полгода погулять после освобождения, вновь совершили преступление и поехали обратно в зону. Были и те, кто продержался дольше. По моим наблюдениям, если человек пробыл на свободе более одного-двух лет, то вероятность вновь сесть резко сокращается.
По зеку практически всегда видно, сядет он еще раз или нет. По крайней мере, опытные заключенные почти без ошибки определяют это. Предполагаю, что и милиционеры, проработавшие в МЛС не один год, глядя на своих подопечных, заранее знают, кто из них вернется обратно. Но вот что удивительно: система построена таким образом, что досрочно, чаще всего, освобождают именно тех, кто с большей вероятностью вновь «заедет» в зону.
У нас в отряде сидел мужик по имени Сергей и кличке Мадей. Обычный парень из небольшого городского поселка, – в свои двадцать девять он выглядел на сорок лет. На вопросы, почему же он так плохо сохранился, он неизменно отвечал: "Крэпка пиу". Свернутый набок нос показывал, что он любил не только выпить, но и подраться. Сидел Мадей как раз за совмещение этих занятий: дал своей знакомой "нагой па караку" за бутылку «чернила». Мадею «пришили» разбой, осудили на семь лет, и присудили иск – стоимость той самой бутылки.
Так вот, Сергей большую часть срока работал бригадиром на промзоне, имел огромный авторитет у милиционеров и зеков и очень хотел досрочно освободиться. Он был твердо уверен, что больше не сядет, хотя и не скрывал, что как только выйдет, сразу напьется. Мадея освободили на "домашнюю химию", как только появилась такая возможность. По правилам, досрочно освободившийся человек должен стать на учет в милиции по месту прибытия в течение трёх дней. Мадей же первые полторы недели беспробудно пил, не думая ни о каких «учетах». В итоге, отпив и отгуляв лето, он поехал в «строгую» зону (там сидят зеки с двумя и более "ходками ") по 415 статье, за постоянные нарушения режима содержания на "химии".
С другой стороны, в нашей зоне сидел бывший таможенник из Гродненской области, Павел Эдуардович. Замечательный, светлый человек. Ему дали огромные срок и иск. Ко времени моего освобождения он пробыл в МЛС более десяти лет, и ему еще оставалось года два-три. Павла Эдуардовича «повязали» практически вместе со всем дружным коллективом их таможенного участка. Это происходило во времена, когда несчастных стражей границы сажали пачками, причём с большими сроками и исками.
Так вот, несмотря на то, что Павел Эдуардович был глубоко верующим католиком, на то, что дома его ждали жена, дети и внуки, и на то, что он был абсолютно случайным человеком в зоне, не растерявшим за десять лет внутреннего света, ему грозило сидеть до конца срока, поскольку для системы он был большим преступником и, самое главное, у него был огромный невыплаченный иск.