Заплачено кровью

Вольхин теперь интересовался и деталями штабной службы. Особенно его интересовала работа оператора. По прошедшим боям тренировался составлять боевые донесения и приказы в масштабе полка, а то и дивизии, вникал в схемы боевых порядков, которые составлял для него Шапошников. Все это оказалось настолько интересным, что и на войну Вольхин стал смотреть теперь несколько иными глазами: это не только стрельба, но и кропотливый труд в штабах, где требуется высокая культура. Раньше он, считавший себя окопником, относился к штабникам с некоторым презрением, но после бесед с Шапошниковым понял, что успех боя зависит, прежде всего, от хорошей работы штаба.

- Возьмем первые бои дивизии, под Чаусами, - начал говорить Шапошников, - Может быть, мне и нельзя судить о работе штаба корпуса, но все-таки: почему корпус, такая сильная оперативная единица, так и не сыграл по-настоящему там своей роли? Конечно, большая беда, что немцы сорвали сосредоточение, в бой шли прямо с эшелонов, но многое зависело и от того, как штаб корпуса сумеет распорядиться наличными силами. А он год как сформирован, но ни разу не проводил штабных учений. Люди даже плохо знали друг друга. Штаб есть, но не сколочен, механизм работы как следует не отлажен. Другое дело - штаб нашей дивизии. Условия - тяжелейшие, на острие удара сильнейшей группировки противника все лето и осень. А дивизия жива, управление не терялось, исключая, конечно, брянское окружение.

"А штаб нашего полка, - невольно подумал Вольхин, - Как это Шапошников так умеет подбирать и готовить людей, что все знают свое дело и столько времени держатся вместе. В двух других полках люди в штабах за это время терялись по несколько раз.

- Плохо, конечно, что до войны мы не отрабатывали такие вопросы, как выход из окружения и отход, - продолжал Шапошников, - да и после финской войны у многих появилась боязнь охватов и окружений.

- Разве на финской нас окружали? - удивился Вольхин.

- Я имею в виду бои мелких подразделений, такие случаи были. Люди боялись остаться без связи, боялись плена, и не столько потому, что зверств боялись - последующего суда своих. Многих летчиков, попавших в плен, после войны судили за измену Родине. И сейчас многие боялись окружения, поэтому нередко отступали тогда, когда еще можно было сражаться.

- А помните Милославичи? Я все хочу вас спросить, почему мы тогда атаковали только в лоб? Неужели нельзя было обойти лесом, с правого фланга?

- Там сидел батальон немцев с пулеметами и танками, ждали нас специально.

- Вообще, Александр Васильевич, мне эти бои представляются неоправданно тяжелыми.

- В смысле потерь? Да, потери тогда были невосполнимые. Лучшие кадры, наиболее обученных и храбрых мы потеряли именно под Милославичами.

- Как вспомню эти атаки... Поле - как стол, укрывались лопаткой. Вольхин со злостью кусал губы. - Таких парней там потеряли ни за что...

- Вы поймите, что это же не инициатива Гришина - взять Милославичи любой ценой. И на него сверху давили. А командир корпуса, видимо, боялся не выполнить приказ, он же недавно из заключения пришел. Потом, знаю, наш удар по времени совпал с действиями двух наших армейских групп, наступавших на Смоленск. Все-таки мы большие силы противника тогда к себе приковали. Наш корпус притянул на себя до четырех дивизий противника, а одна наша - две немецкие. И вспомните, как немцы тогда дрались...

- Да, с редким остервенением, иной раз как в деревенской драке, хотели нам что-то доказать...

- Мне Гришин потом говорил, что эта седьмая пехотная дивизия у немцев особая: в ней еще в ту войну Гитлер служил, а командовал ей одно время генерал Гальдер, начальник Генштаба.

- А что вы думаете о последствиях тех боев за Милославичи в большом масштабе? Мне кажется, что корень киевской катастрофы растет оттуда, спросил Вольхин.

- Это не совсем так. Да, если бы наша дивизия не была настолько измотана и обескровлена в тех боях, то Гудериану или бы вообще не удалось тогда пробиться на Унечу - Стародуб, или он прошел бы этот путь с гораздо большими потерями и за большее время.

- А так получается, что мы тащили Гудериана за собой на хвосте.

- Ну, это неправильно. Да и не только вина нашей дивизии, если можно назвать это виной, что пустили Гудериана так далеко. Мы-то как раз и воевали лучше многих. Когда полк использовался правильно, то задачу он всегда выполнял.

- А последние бои на Березуйке, как вы их оцениваете?

- С оперативной точки зрения мне трудно судить, кругозор у меня не фронтовой, но думаю, что бои эти неудачны по следующим причинам: слабое техническое обеспечение, недооценка сил противника и плохо обученное пополнение. "Ура!" не заменит снарядов, а выучка - энтузиазма.

- Зачем же наступать без гарантии, что победим? Авось после двадцатой атаки немец испугается и побежит?

- Спросите, Вольхин, что полегче... Есть какие-то высшие соображения у нашего командования. Наверное, есть смысл в том, чтобы изматывать их нашими постоянными атаками, держать их в напряжении, заставлять вводить в бой новые резервы.