Шапошников посмотрел в бинокль и отчетливо увидел, что на берегу реки на корточках сидят пятеро, без обмундирования. - "А где же шестой? забеспокоился он. - И почему действительно сидят?"
- Это как понимать? Купаются? Ты их на разведку или искупаться послал? - зло спросил Гришин.
- Товарищ полковник, - позвал Гришина батальонный комиссар Жижин, председатель военного трибунала дивизии, - вас тут один военврач спрашивает, по делу...
- Что такое? - повернулся Гришин. "Опять автотранспорт для раненых?" подумал он.
Молодой военврач волновался так, что не знал, куда девать руки.
- Товарищ полковник, у меня раненые...
- Что вам, машину, медикаменты?
- Нет, не в этом дело. Раненые, но как и куда раненые...
- То есть?
Подошли к сидевшей на земле группе красноармейцев. Все встали, увидев полковника.
- Ранения почти у всех в руку, в кисть.
- Что-о? Самострельщики? Кто старший? Из какой части?
- Не из вашей, полковник, - смело ответил один из них.
- Это что, Шапошников? - чувствуя, как всего его охватывает гнев, тихо спросил Гришин.
- Переправились сегодня утром, выходят, сказали, из-за Днепра. Все были целые, сам с ними утром разговаривал...
- Ты это кого кашей прикармливаешь? Предателей? Петр Григорьевич! позвал Гришин начальника трибунала дивизии Жижина. - Разобрались?
- Разобрался, Иван Тихонович.
- Приговор? - считая глазами стоявших перед ним бойцов, процедил Гришин.
- Согласно законам военного времени...
- Мы не из вашей части! - испуганно крикнул кто-то из группы.
- А ты кому Присягу давал? Только своей части или Родине? За тебя кто-то будет воевать, а ты в тылу валяться, и потом героя из себя строить, что на фронте был? - вне себя от ярости закричал Гришин.
Шапошников, глядя на стоявших перед ним людей в красноармейской форме, уже не бойцов для него и Гришина, поникших, с виноватыми или смотревшими под ноги тупыми глазами, думал: "На что надеялись? Что если всей группой, то не расстреляют? Чему тогда учили их все эти двадцать с лишним лет советской власти?" И вспомнил, как сразу же после прорыва из окружения в полку был расстрелян политрук Старков из батареи Похлебаева за то, что заставил бойца Тихомирова поменяться с ним формой перед боем. Вчера расстреляли еще одного самострельщика, самого заставили выкопать могилу.
- Товарищ капитан, разведка прибыла, - услышал он тихий голос лейтенанта Тюкаева.
- Петр Григорьевич, приводите приговор в исполнение, - жестко сказал Гришин и повернулся к Шапошникову. - А теперь с твоей разведкой разберемся.
Отошли в сторону, поджидая идущего к ним молодцеватого сержанта.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу капитану, щеголевато козырнул сержант.
- Обращайтесь, - стараясь успокоиться, сказал Гришин.
- В лесу, в районе ориентиры два и три, обнаружено скопление пехоты противника до батальона, накапливаются для атаки. На подходе к лесу был обстрелян, но прополз левее и наблюдал. В лесу слышен шум машин, устанавливают минометы. Много автоматчиков.
- Да вы и не были в разведке, товарищ сержант, - стараясь говорить спокойнее, начал Гришин. - Вы в кустах просидели, я же вас всех в бинокль видел!
Сержант, быстро побледневший, еле сдерживая проступившие слезы обиды, чуть слышно проговорил:
- Как так? Я был в поиске, товарищ полковник. Это группа у меня оставалась на берегу. Я один...
- Гурьянов! - повернулся Гришин к инструктору политотдела дивизии, стоявшему за спиной.
- Товарищ полковник! - резко вмешался Шапошников. - Надо же разобраться!
- Ты что развел в полку? - сквозь зубы тихо спросил Гришин.
Он, не прощаясь, пошел к лошадям, на которых они приехали в полк.
Через минуту в кустах щелкнул пистолетный выстрел.
Шапошников, словно оглушенный, стоял, не в силах сдвинуться с места. "Что-то здесь не так, наверняка ошибка. Но зачем же так, с плеча рубить? Хороший парень, орден Красной Звезды за финскую..."
И ругал себя, что растерялся и не смог отстоять своего разведчика.
- Шапошников! - повернул Гришин коня. - Я еду в штаб корпуса на совещание. На всякий случай готовься к наступлению, - он хотел было ехать, но увидел, что к ним подходит какая-то колонна.
- Что за войско? - Гришин остановил коня.
От колонны отделились двое.
- Лейтенант Конаков.
- Младший лейтенант Тырышкин.
Гришин тоже представился, оглядел обоих с головы до ног. Лица у лейтенантов были черные от солнца и пыли.
- В Африке, что ли воевали? Откуда такие?
Сапоги у обоих были без каблуков, обмундирование оборвано и вывожено в земле настолько, что Гришин невольно улыбнулся:
- От границы ползком?
- Второй батальон четыреста сорок третьего стрелкового полка сто шестидесятой стрелковой дивизии, выходим из-под Чаус.
- А полк где?
- Не имеем связи с первого дня выгрузки, с тринадцатого. Выходим с боями.
- Где комбат?
- Погиб. Я принял командование. Командир девятой роты.
- Сколько у вас людей?
- С нами ровно девяносто.
- Все ваши?
- Нет, несколько летчиков, есть танкисты, артиллеристы без техники, но большинство наши.