Запомни меня навсегда

Большую часть времени смотрю на ноги Виктории. Она разулась и ведет машину в носках. Тонкие синие носки. Почему люди водят машину босиком? Наверное, чтобы поберечь обувь, хотя не у всех есть такая обувь, которую стоит беречь. Виктория носит полусапожки. Высокие каблуки, блестящая черная кожа. Интересно, куда она их дела?

Пытаюсь не поддаваться отчаянию. Это не легкая светлая печаль, а тяжелое, гнетущее уныние. Если Онни решила, что я виновата в гибели Зака, то она права. Ответственность целиком на мне. То письмо было написано не абы как. Я тщательно выверила тон и каждую банальность в тексте. Я отлично знала, что он воспримет его как предательство. Дело не в том, что я предложила пожить отдельно, дело в том, как я это предложила: общие, ничего не значащие фразы, ни слова о своих чувствах. Это был мой способ выражения агрессии. Все равно что яростно на него накинуться.

Вспоминаю наш последний разговор. Он сказал, что был в Дартмуре, сам же давно приехал в Галлз.

– Мне нравится писать в гаснущем свете. Здешние старинные развалины тянутся вдаль, будто безымянные могилы. И никого на мили вокруг.

– Чудесно, – ответила я, радуясь, что хоть с живописью у него все ладится. – Не задерживайся надолго.

– К темноте вернусь.

– Будь осторожнее за рулем, – попросила я, едва не плача.

Я знала, что дома его ждет мое письмо. Мне хотелось отмотать время назад. Я уже сожалела о своем решении.

На что он смотрел во время нашего разговора? Была ли рядом с ним Онни? Когда соберусь с силами и прочту дневник, то все узнаю.

Прижимаю ноутбук к груди.

Виктория бросает на меня беглый взгляд.

– Не надо вам больше это читать, – говорит она. – Чтение чужих дневников ни к чему хорошему не приводит. Только душу себе растравите.

– Возможно, вы правы.

– Много уже прочли?

– Нет, только последнюю запись. Я пока особо не вникала.

– Знаете, что бы сделала я?

– Что?

– Я бы его выбросила. Просто опустите стекло и покончите с этим раз и навсегда!

Она сворачивает к обочине, замедляет скорость. Нажимает кнопку на панели между нами, окно автоматически открывается, в салон влетает ветер и шум. Она показывает на ноутбук.

– Нет! – кричу я, крепко прижав ноут к груди. – Я пока не готова!

Она закрывает окно, в машине снова наступает тишина.

– Дело ваше.

Мне кажется, что Виктория шутит, но нет – ее губы плотно сжаты. Несколько прядей возле шеи выбились из стянутых резинкой волос. Она кусает губы.

В дороге мы почти не разговариваем, погрузившись в мрачные мысли.

– Надеюсь, мой пес в порядке, – неожиданно говорю я. – Она ведь ему не навредит?

Виктория долго молчит, потом, наконец, произносит:

– Когда мы ее найдем, предоставьте мне самой с ней разобраться, хорошо? Забирайте собаку и уезжайте. Остальное вас не касается.

И тут ее прорывает. Она рассказывает, что Онни назвали в честь матери Алана. Вообще-то ее зовут Анна.

Она всегда была трудным ребенком, даже в младенчестве: беспокойная, спала плохо, тянулась ко всему, что на глаза попадалось, потом разочарованно бросала вещи на пол. Нисколько не похожа на своего старшего брата. А что она творила в школе – не ребенок, ходячая катастрофа. Никогда не умела заводить друзей. Виктория за нее очень переживала.

– Онни с гонором. Постоянно злится, частые перепады настроения. В случае неудачи обвиняет других, ее вины никогда ни в чем нет. При этом очень педантична. Все, что я говорю, воспринимается в штыки.

– Типичный подросток.

– Ну, в школе так не думали. Пару лет назад ее травили в классе, зря мы ее тогда не забрали. Возможно, удалось бы спасти ситуацию. Дальше стало только хуже. Онни отомстила своей обидчице. Обработала ее снимки в «Фотошопе» и вывесила на «Фейсбуке». Вышло довольно жестоко. Из школы ее исключили.

Виктория глядит прямо перед собой. Мы уже на выезде из Бристоля, где сходятся две магистрали. Она всматривается в дорожные знаки, сворачивает вправо.

– Надеюсь, она не обидит вашу собаку, – наконец говорит Виктория.

Отворачиваюсь, чтобы она не видела выражения моего лица.

Проезжаем еще несколько миль.

– Как вы узнали про Зака и Онни? – спрашиваю я. – И когда это случилось?

– За день до аварии. Застала их вместе.

– В Корнуолле?

– Да. – Виктория хмурится, сосредоточенно обгоняет автобус с туристами. – Сцена была пренеприятная, однако по причине гибели Зака мы постарались обо всем забыть. Узнав об аварии, Онни чуть с ума не сошла. Я пыталась от нее скрыть. – Она вздыхает. – Не получилось.

– Ваш муж знает?

– Нет, – коротко отвечает Виктория. Потом неожиданно добавляет: – Это единственное, в чем я преуспела. Поэтому и в Швейцарию ее отправила, чтобы она не проболталась Алану. Не перестаю удивляться, как много супруги скрывают друг от друга. По идее, они должны всем делиться. На деле выходит иначе: девять из десяти непременно что-то скрывают. Даже если это просто мысли, желания, надежды. Живешь в одном доме, спишь на одной кровати и совершенно не знаешь того, кто находится с тобой рядом.

За окном мелькает дорожная разметка. Через минуту Виктория мрачно добавляет:

– Не зря вы не стали заводить детей. Они только жизнь портят.

– Вы ведь не всерьез!