Запомни меня навсегда

Открыл глаза, а она уже встала и одевается. Сказала, что ведет собаку на прогулку, предложила пойти вместе. Ну уж нет! Попытался затащить ее обратно в постель, она вырвалась.

Я вполне мог удариться в амбицию, но все-таки Рождество. Пока она гуляла, сварил кофе и накрыл на стол. Поджарил гренки в масле, сверху положил кусочки копченого лосося. К ее возвращению завтрак был готов. Она удивилась и обрадовалась. Беспокоилась о собаке. Говард стал такой «тихий». Я сказал, что ей просто кажется, пес в полном порядке. Развязал ее платок, помог снять пальто, пододвинул ей стул. Открыл шампанское. Взорвали хлопушку. Смеялись. (Обыгрывали стишок «Мужчина заходит в бар и… Ой!».) Целовались.

Решил устроить Говарду выходной. Праздник все-таки.

Вернулись в постель. Я закрыл шторы и в полумраке ласкал ее тело от пальцев ног и выше. Она кончила прежде, чем я добрался до бедер. Я не спешил. Задержался внизу, пока она снова не задвигалась. Оттягивал момент, сколько мог, играл с нею, гладил, дразнил. Я завожусь от одних ее вздохов. Стоило ей прикоснуться к моему члену, я мигом кончил.

Поели в полдень. Никакой индейки (мне не нравятся ее волокна – слишком грубые). Цыпленок без подливки. Гарнир готовился отдельно, а не внутри птицы. Жареный картофель, зеленый горошек. Лиззи включила на айподе альбом «Прощай, жестокий мир» Элвиса Костелло, и мы танцевали прямо на кухне. Никогда не умел танцевать. Бешеный Пол помирал со смеху при виде моих потуг. Говорил, что я похож на страдающего запором осла. Впрочем, с Лиззи я могу быть самим собой. Сказал ей, что люблю ее, что подобных чувств не испытывал ни к кому.

О подарках вспомнили, когда уже стемнело. Я старался: золотая цепочка с нашими переплетенными инициалами, шелковый шарфик от Орлы Кили, красивое белье. Видит Бог, ей это просто необходимо! Хотел, чтобы она открыла первая. Не мог дождаться. Не терпелось увидеть ее реакцию. Она надела цепочку, обернула шею шарфом, подбросила лифчик и трусики в воздух, пообещав «устроить показ мод».

Я был счастлив. Я обо всем забыл.

Она меня поцеловала. А потом сказала:

– Зря ты так потратился!

Позже она поднялась в кабинет, чтобы извиниться.

– Я вовсе не это имела в виду! Я повела себя бестактно. Ты меня неправильно понял. Знаешь, целых три подарка – это слишком! У меня для тебя всего один.

Сделал вид, что читаю. Шампанское и вино на завтрак, потом виски, пока она возилась с собакой – я дошел до той стадии, когда перед глазами все расплывается. Я не пытаюсь оправдаться. В том, что случилось далее, нет моей вины. Я лишь объясняю, как все было.

– Ты не испытываешь ко мне ничего, кроме презрения, – заметил я, не отрываясь от страницы. – Это видно сразу.

– Перестань! Все, что я зарабатываю, – твое. И это не обсуждается. Сегодня Рождество. Ну же! У нас был такой чудесный день. Вот твой подарок. Открывай, ворчун!

Обняла меня руками за шею. Пощекотала подбородок, чтобы я засмеялся. Так она обращается со старшеньким Пегги, когда у того приступ дурного настроения. Я-то не избалованный ребенок! Со мной нельзя так разговаривать. Даже не обернулся.

Она ушла в ванную. Подарок оставила – маленький тяжелый цилиндр, завернутый в тонкую красную бумагу с нелепыми Сантами, лезущими в дымоходы. Двадцать два Санты. Я посчитал.

Внутри желтая коробочка. Лосьон после бритья. Мой любимый. Мой неповторимый аромат. «Аква ди Парма». Я было обрадовался. Флакон в ванной почти пуст. Наверное, Лиззи заметила, как я выдавливаю последние капли. Однако это была «Колония Ассолюта». Неверно. Совсем неверно! Я пользуюсь «Колонией Интенса». Важен не подарок, а внимание. Она невнимательна! Схватила первое, что под руку попалось. Даже обертка свидетельствует о презрении – в такую только детям игрушки заворачивать. Чертовы дети!

Я вскочил и в два прыжка подлетел к ней, как раз когда она вышла из ванной. Мне хватило времени, чтобы увидеть страх в ее глазах и пожалеть, потом я обхватил ее рукой за шею и прижал к стене. Я сказал, что она меня не любит. Она толкнула меня, ударила коленом в пах. Я увернулся. Она закричала. Наши ноги сплелись, и вдруг она покатилась с лестницы, не головой вниз, а боком, подняв руку вверх и тщетно пытаясь за что-нибудь ухватиться.

Когда приехала полиция, мы сидели внизу обнявшись. Сил двигаться не было. Я баюкал ее голову, шептал извинения. У ее ног лежал пес и тяжело дышал.

Из рации раздавались бестелесные голоса. На улице на холостом ходу работал двигатель патрульной машины. На стенах гостиной мерцали синие и красные отсветы мигалки.

Раздался звонок в дверь.

Лиззи не шевельнулась. И смотреть на меня избегала.

– Тебе нужна помощь, – сказала она. – Не знаю, то ли дело в выпивке, то ли в таблетках, но тебе следует показаться специалисту.

– Знаю.

Она с опаской поднялась.

– Зак, я серьезно!

– Покажусь.

– Обещаешь?

В дверь снова позвонили. К матовому стеклу прижалось чье-то лицо.

Я кивнул.

– Я не виноват! – воскликнул я. – Я ничего не могу с этим поделать!

Лиззи уставилась на меня, и мы обменялись миллионом невысказанных слов. Мы заключили негласный пакт. И тогда она открыла дверь.

Глава 19