- Они прожорливы, - заявил людоед. - Такова их природа. Несмотря на хорошие лица, они всего лишь утробы, прикрепленные к большим кишкам.
Корнуэлл сел рядом с людоедом, и одна из фей налила ему чай. Чашка была полна наполовину: чаю тоже осталось мало.
- Людоед хочет рассказать мне о родителях, - сказала Мери. - Он как будто хорошо их знал.
- Особенно твоего отца, - сказал людоед. - У нас с ним оказалось очень много общих интересов. Мы часто по вечерам сидели здесь, где сидим сейчас втроем, и разговаривали. Он был разумным и проницательным человеком, и разговаривать с ним было приятно. Он был ученым и джентльменом, уважал нашу землю и ее жителей и не боялся их, а это не часто встретишь у людей. Хотя леди я видел меньше, мне она тоже очень нравилась. А их девчонку я любил, как свою дочь. Я лежал в норе, когда она в нее бросала камни и грязь, и представлял себе, как она дрожит в диком ужасе, трясся от хохота.
- Трудно представить вас трясущимся от хохота, - сказал Корнуэлл.
- Мой дорогой сэр, это лишь потому, что вы меня не знаете. У меня есть качества, которые не сразу обнаруживаются.
- Я со вчерашнего дня думаю: может, мои родители пришли из того же мира, что и мистер Джоунз? - сказала Мери.
- Может быть, - ответил людоед. - В них было что-то общее с этим вашим Джоунзом. Но это выражалось не в словах и поступках, а в том, как они смотрели на мир, в какой-то их самоуверенности, которая временами перерастала в высокомерие. Они не явились с теми магическими машинами, которых так много у Джоунза, напротив, они пришли как скромные пилигримы, с мешками за спиной. Я как раз сидел на солнышке, когда вы втроем спустились по склону холма и перешли мост. Это было прекрасное зрелище, лучше которого мои старые глаза ничего не видели. У них было с собой очень мало вещей, только самое необходимое.
- И они вам нравились? - спросила Мери.
- Очень. Печален был тот день, когда они ушли на запад к Сожженной равнине. Они собирались взять тебя с собой, но я отговорил их. Я знал, что их самих бесполезно отговаривать идти. Я уже говорил, что в них не было страха: они верили, что если идут с миром, то им позволят пройти. У них была детская вера в доброту. Я думаю, что единственная причина, по которой они оставили тебя, была в том, что они ни на минуту не сомневалась в своем возвращении. Они успокаивали себя тем, что думали, что избавят тебя от трудностей пути. Не от опасности, как они считали, так как им ничего не грозит, а от трудностей.
- Значит, они ушли на запад, - сказал Корнуэлл. - Что они там искали?
- Не знаю, - ответил людоед. - Они ничего не говорили мне об этом. Когда-то мне казалось, что я знаю, но теперь я не уверен. Они что-то искали. У меня сложилось впечатление, что они хорошо знали, что ищут.
- Вы думаете, что теперь они мертвы? - спросила Мери.
- Вовсе нет. Я сижу здесь у входа в свою нору, год за годом, и смотрю на холм. Честно говоря, я не жду их, но если бы они вернулись, я бы не удивился. В них было, несмотря на свою внешнюю мягкость, что-то несгибаемое. Они казались бессмертными, как будто смерть существовала не для них. Я знаю, что все это звучит странно, и я, несомненно, ошибаюсь, но временами испытываешь чувства, которые сильнее логики. Я смотрел, как они уходили, до тех пор, пока они не скрылись из виду. Теперь я увижу, как уходите вы. Ведь вы собираетесь идти за ними? Мери тоже пойдет с вами, и ее, кажется, не остановить.
- Я хотел бы ее оставить, - сказал Корнуэлл.
- Это невозможно, - сказала Мери, - пока у меня есть надежда найти их.
- Что я могу на это сказать? - констатировал Корнуэлл.
- Ничего не скажешь, - ответил людоед. - Надеюсь, что вы лучше владеете мечем, чем кажется на первый взгляд. Вы, честно говоря, не похожи на бойца. От вас пахнет книгами и чернилами.
- Вы правы, - сказал Корнуэлл. - Но я иду в хорошей компании. У меня добрые товарищи, а меч у меня сделан из волшебного металла. Я бы только хотел побольше потренироваться с мечом.
- Я думаю, - сказал людоед, - что с присоединением еще одного спутника ваша компания станет сильнее.
- Вы имеете в виду Джоунза?
Людоед кивнул.
- Он объявляет себя трусом, но в его трусости великое достоинство. Храбрость - это болезнь, часто смертельная. От нее нередко умирают. Джоунз этого не допустит. Он не предпримет действий, которые сочтет рискованными. Я думаю, что у него есть, кроме всего прочего, еще и могущественное оружие, хотя и не знаю, какое именно. У него есть магия, но не такая как у нас, более слабая, и в тоже время более сильная. Его хорошо иметь рядом.
- Не знаю, - нерешительно сказал Корнуэлл. - Что-то в нем меня беспокоит.
- Власть его магии, - сказал людоед. - Не власть, а ее необычность.
- Может быть вы и правы. А, впрочем, все равно мне нужно с ним переговорить.
- Возможно, он этого хочет, - сказала Мери. - Хочет идти глубже в Дикие Земли, но боится идти один.
- А как вы? - спросил Корнуэлл у людоеда. - Вы не хотите присоединиться к нам?