Заповедник людей

Идар недовольно нахмурился, обжигает пронизывающим взглядом Дмитрия, на лице которого застыло брезгливое выражение и тот с готовностью опускает взгляд, плётку засовывает за пояс, что свидетельствует о его растерянности:- Грот, что используем как тюрьму, — Идар задумался, он даже не спросил имя старца, — отдашь ему. Трёх рабов дай и охрану выставь. Обо всех его телодвижениях сразу докладывай.

— Зачем нам нужен старый дед? — пожимает плечами Дима.

— Если потребует каменщиков и плотников, выделишь, — Идар игнорирует его вопрос. — Иди, действуй.

— Хорошо, сделаю, — Дмитрий пожимает плечами и скорым шагом догоняет старика:- Эй, как тебя? Стой!

— Меня будешь называть старцем Харитоном, — глухо молвит тот из-под капюшона. — Мне нужен тот грот, что используете под тюрьму, приведёшь мне трёх рабов, охрану выставь, а завтра, чтобы были плотники и каменщики, — после этих слов он продолжил путь, а за ним безвольно двинулись зеки.

— Ладно, сделаю, — в некотором потрясении говорит Дмитрий, а в животе становится гадко, словно выпил гнилой воды.

Алик мнёт панаму, трясёт козлиной бородкой и горячо говорит:- Так и было, дед глянул на свору собак и те обсыкаться начали.

— А ты? — хохочет Антон.

— Что я? Мы с Машей в засаде сидели, — обижается Алик. — Сами у неё спросите!

— Угомонись, Антон, — Виктор вскользь улыбнулся, но в глазах поселяется тревога. — Что дальше было?

— Дед к псам подошёл, а те и двинуться не могут, зарезал суку и зекам отдал, а сам сказал, что придёт за ними.

— Ну, а зеки… что? — нетерпеливо спрашивает Виктор.

— Они и шагу сделать не могли. Не иначе наш дедушка экстрасенс.

— Ты, случаем, травку не курнул? — скривился Антон.

— Да помолчи ты! — резко обрывает его Виктор. — Откуда дед этот появился?

— Кто ж его знает, — бородка понуро свешивается вниз, Алик обтирает вспотевшее лицо панамой и нахлобучивает её на голову. — Одно скажу, дед очень опасный, если пойдёт к Идару, проблем у нас прибавится.

— Так как он крестился? — хмуро спрашивает Викентий Петрович.

— Странно, по диагонали, причём сжатым кулаком.

— Какая-то секта, причём новая, — мрачнеет батюшка. — Сейчас на свет повылезает такое, что и в годы Перестройки при Горбачёве не снилось. Он точно к Идару пойдёт, ему люди для секты нужны.

— Такие способности, круче калаша будут, — Виктор чувствует неприятное подсасывание в желудке, словно от голода. Жизнь его людей с сей минуты находится в смертельной опасности.

— Дед старый, скоро сам загнётся, — Алик стягивает панаму с головы, вновь обтирает лицо.

— Такие как этот дед, из-за старческого склероза забывают о смерти и живут в одной поре, переживая своих нетерпеливо ждущих детей, а затем и внуков, — невесело хохотнул Антон.

— Мы не внуки, чтобы ждать его смерти, — невесело улыбается Виктор.

— А может его как-то можно нейтрализовать? — Алик скисает как молоко и становится лицом похожим на свою истерзанную панаму.

— Правильная мысль, — Виктор окатывает его внимательным взглядом, — мой приказ, как только он окажется в прицеле АКМА…

— Жестоко! — дёргается Алик и тихо добавляет:- Он такой старый… на моего дедушку похож… только он давно умер.

— А этот живой и с удовольствием заберёт твою молодую душу, — Викентий Петрович со вздохом погладил парня по голове. — Видно мне лично придётся идти на разведку, тучи над нами сгущаются, а с забором надо поторопиться.

— С тобой пойдёт тренер, — кивает Виктор. — И вот ещё, калаш возьмёшь, при случае деда ликвидируй и если получится… Идара.

— Для священника мне тягостно слушать твои слова, — вздыхая, крестится Викентий Петрович, — пойду, помолюсь, может бог даст мне какой-то знак. В раздумье я, всё переворачивается в моей вере, нельзя священникам убивать. Но и жизнь моих близких в смертельной опасности, не спасать её, значит быть сообщником убийцам и не будет за это прощения… но в то же время…. ударили по одной щеке, подставь другую…

— Иди, молись, — мягко тронул его за плечо Виктор, — бог даст тебе знак. Я думаю, здесь иной случай.

…………………

Викентий Петрович, бледный словно смерть, обливаясь потом, молится, никто не имеет права его отвлечь. Душа в страхе, он ждёт божьего знака и истово верит, но сомнения терзают и выворачивают душу. Смирение — вот одна из главных заповедей, но тогда — смерть. И что останется? Неужели душа, безропотно, словно тупая овца, давшая убить её тело, созданное по божьему подобию, останется светлой и чистой? А может — это бог проверяет? Боже, дай мне знак!

Гадюка скользнула в щель, зависает над виском священника, замечает бьющуюся жилку сонной артерии, бросается, но Викентий Петрович интуитивно улавливает движение и расплющивает её голову кулаком. Затем долго смотрит и с потрясением произносит:- А ведь это враг… это знак… знак свыше.