– Нет. Не переполошился. – Вадик медленно ехал по загородному шоссе. – Он заставил главбуха принести ему все документы, касающиеся Кузьминского отвала, и долго их изучал. Главбух поначалу воспротивился, но Игнатьев сунул ему какую-то бумагу, дающую ему право управления вашим бизнесом в ваше отсутствие.
– Что за бред! – вспыхнул Стас. – Эта бумага касается только нашего загородного клуба. Мы трое – соучредители и…
– Как бы да, – кивнул Вадик, перебивая. – Но главбух рассказал потом, когда оправдывался перед вашим замом, что бумага составлена очень хитро. Формулировка такова, что… Что он запросто может управлять вашим бизнесом, случись что с вами. Конечно, в суде это оспорить можно, там есть за что зацепиться, но сегодня с ним спорить никто не стал. Тем более что он долго не задержался. Просмотрел бумаги по Кузьминскому отвалу и уехал.
– А это ему еще зачем? – Лицо у Стаса вытянулось. – Что за ерунда? Еще один клуб собрался там построить? Земля-то, Вадик, земля бесперспективная. Пустышка.
– Ну да. Он что-то типа этого и говорил, когда прощался с вашим замом. Что-то про инвесторов, которые срочно требуют подтверждения того, что есть в собственности земельные угодья.
– Ох… Ох, Витя… Что ты опять затеял?! – пробормотал Стас, прикрывая глаза. – Ты прав, Вадик. Домой нельзя. Вдруг они там. Все. Ее утешают. Не хочу никого видеть. Пока не разберусь во всем, не хочу. Давай домой к Екатерине Семеновне. Адрес помнишь?
Толковый специалист по маркетингу Вадик Гвоздев не только ее адрес запомнил. Он сходил туда, когда они приехали. Осторожно подготовил открывших ему дверь ее перепуганную дочь с зятем. Вывел их к машине и…
И счастливо потом улыбался и толкал Стаса локтем в бок, наблюдая за тем, как эти трое обнялись и плачут в полный голос. Все! Все, включая зятя.
– Господи! Мамочка! Мамочка! – Дочь целовала ее руки, ввалившиеся щеки, гладила по спутавшимся волосам. – Как же это? Это же чудо!
– Все рассказы потом, детка. Сейчас у нас проблемы другого характера.
Чай ли с мятой так подействовал, или теплое одеяло, или присутствие родных людей, но Екатерина Семеновна как-то очень быстро обрела способность говорить властно, хотя и еле держалась на ногах.
– Артурчик, дорогой, бери этих замечательных молодых людей под руки и веди к нам в дом. Нам надо посовещаться.
– Но как же так, Екатерина Семеновна?! – попробовал возмутиться зять. – Надо же врача. Срочно врача.
– Сейчас не до врачей, – отсекла она его возражения слабым взмахом руки. – Идемте в дом. Надо говорить. Много говорить. О важном…
Глава 25
Бодряков внимательно рассматривал сидевшего перед ним на допросном стуле Никулина. Стул был добротным, с хорошей историей, оставленной ему в наследство предшественником. С его слов, на этом стуле отлично кололись даже матерые преступники. Стул этот Бодряков берег. И не позволил забрать из кабинета, когда им делали ремонт и меняли обстановку.
Ну да, да, не удержался он. Не так давно пнул этот стул ногой. Может, оттого сейчас Никулин упрямится и не пишет признательное? Выходит, Бодряков сам себе навредил, испортил историю предмета мебели, оставленного ему в наследство?
– Послушайте, Никулин, вам нет смысла отнекиваться. То, что вы не признаете своей вины, не снимает с вас ответственности. Вот у меня заключение экспертов.
– И что там? – вяло отреагировал Геннадий Никулин.
– А в заключении сказано, что Супрунов Иван Митрофанович, чье тело было найдено всего лишь в пяти километрах от того места, где он прятался, был убит из…
– Нашли все-таки?! – Никулин вскинул голову, сморщился болезненно. – Убили все-таки старика? Зря моя мать из-за него по лесу металась. Зря, выходит, померла.
– Так вот убит он был, по заключению экспертов, из того же самого пистолета, который был обнаружен в вашей, Никулин, квартире, – стараясь не выходить из себя и говорить спокойно, зачитал Бодряков. – На стволе, то есть на пистолете, ваши отпечатки пальцев. Что можете сказать по данному вопросу?
Никулин пожал плечами и промолчал.
– Ничего не можете, – с удовлетворенным кивком проговорил Бодряков и глянул на часы.
С минуты на минуту должна была подъехать Малахова. Он послал ее за Данилой Хаустовым.
– А не проще вызвать его звонком? – заупрямилась она вдруг сразу.
Вообще явилась с утра на работу в прескверном настроении. И огрызалась и огрызалась без конца.
В старых брюках и ветхой бледно-голубой рубашке. Он эту рубашку давно на ней уже не видел. Думал, отжила свое и была выброшена хозяйкой.
– Звонком? Ты чего это, лейтенант, хватку теряешь? – сузил глаза Бодряков, внимательно рассматривая ее бледное лицо и припухшие глаза. – Мы ему позвоним, а он слиняет. И ищи его потом свищи. Его родители и так вой подняли, что мы их бедного мальчика в соседнюю область свозили на опознание трупа Супрунова. И что не по правилам мы все это сделали. И что права никакого не имели. И так далее. Сейчас только позвони, его папаша частоколом из адвокатов весь дом обнесет. Мы тогда этого Данилу на опознание хрен когда дождемся. Езжай за ним. И вежливо попроси.