Меня тоже увлекло придумывание вариантов побега: «А давай между нашими комнатами сделаем секретную дырку, я буду к тебе залезать и вдвоем станем раскачивать твою решётку?»
– Отлично! – поддержал Игорь и, обстучав смежную стену в разных местах, заключил: – Не капитальная, справимся!
– Но что я скажу Остапову?
– Скажи, тебя так шандарахнули по голове, что не помнишь, зачем к нему тогда приходил. А сейчас предложил выйти, просто потому что захотел прогуляться.
И мы приступили к проделыванию лаза между комнатами. Вопреки изначальному представлению, эта задача оказалась невероятно трудной, так как не то что инструмента, но и металлических столовых приборов нам не давали. В моей комнате была настенная книжная полка, поддерживаемая двумя металлическими уголками. Целый час я отрывал эту полку от стены. Вооружившись этими уголками, мы принялись расковыривать стену с двух сторон, но за штукатуркой оказалась древесная плита и мы быстро выдохлись. Тогда Генка подложил под сервант в своей комнате стопки книг и открутил у него две ножки. К нашему счастью, винты были намертво впрессованы в эти ножки, так что у нас получились более массивные орудия. Держась за ножки, мы долбили этими винтами стену, регулярно останавливаясь и прислушиваясь, не идёт ли кто. Мусор выбрасывали в туалетные дырки. Но и мебельные ножки не были подходящим инструментом. В конце концов мы стучали этими ножками по железным уголкам, упёртым в стену, словно молотками по зубилу, отдирая от древесной плиты лишь небольшие стружки. Между работой раскуроченные участки стены мы чем-нибудь закрывали; я ставил стул, на спинке которого небрежно висело покрывало с кровати.
Для того чтобы проделать отверстие, в которое мы могли пролезть, ушло пять дней осторожного труда. Это стоило нам сбитых и исцарапанных пальцев, но, когда я оказался в комнате Ненашева, мы обнялись, словно старые приятели, которые не виделись двадцать лет.
– Ну, теперь дела пойдут, – восклицал Игорь, щедро хлопая меня по спине. Было решено заниматься решёткой в комнате Ненашева, так как она была дальше от входа в квартиру и окно там выходило на тихое место.
Однако дела не пошли. В окнах были установлены стеклопакеты, делающие доступ к стене затруднительным, а бить окна было нельзя. Всё, что мы могли, – пытаться трясти решётку или стучать по ней в открытый проём окна, не испытывая особых надежд, что сможем таким образом её вырвать.
– Надо пилить, – с досадой сказал Ненашев. Он сходил ко мне в комнату «на экскурсию» и убедился, что решётка на моем окне так же неприступна.
Тем не менее мы не бросали попыток и экспериментов справиться с поставленной задачей. Используя ножку стола как рычаг, выставив её на улицу в промежуток между стеной и решёткой, мы смогли несколько отодвинуть нижний угол; вероятно, в этом месте штырь решётки входил в кирпич стены и был разболтан. Но это был максимальный результат, и край решётки возвращался на своё место сразу, как только мы убирали рычаг.
Ещё через два дня, после ужина, пришёл Остапов. Кроме дежурного визита полицейского, происходившего обычно около девяти вечера, мы более ничего в тот день не ждали.
– Привет-привет, Юра. Я кое о чём смог договориться с Комитетом, получить некоторые разрешения.
– Какие разрешения?
– Ты ведь хочешь мне что-то показать, так? И для этого мы должны с тобой поехать туда, куда ты скажешь, верно?
– Ну, верно, – мялся я, пытаясь сообразить, как отменить своё приглашение.
– И там ты откроешь секрет пропажи своей подруги?
– Я бы так не сказал. Впрочем, да.
Остапов выдержал паузу. – Так вот слушай, о каких условиях я договорился. Первое. Ты будешь в наручниках. Второе. Позади нашей машины будет следовать машина с сотрудником правопорядка. Если ты одобряешь эти условия, то Комитет согласен выпустить тебя из этой камеры на два часа. И если твои объяснения будут убедительными, будет снова проведён суд, по итогам которого ты получишь свободу. Или не получишь. Это как решит суд.
– Мне нужно подумать.
– Думай, сколько хочешь. Ни мне, ни тебе торопиться некуда. Ах да, вот, – и он передал мне бутылку виски. – Не благодари.
– У меня вопрос, Игорь Матвеевич. Что-нибудь известно о нападении на меня?
– Я уточнял. Пока могу сказать, что следствие не закончено.
– Прямо идёт настоящее следствие?
– Юра, ты же знаешь, какие у нас порядки. Настоящих следователей среди выживших нет. Я открою тебе небольшой секрет. Среди членов Комитета нет никого, кто считает тебя насильником и убийцей. Но и без реакции оставить твоё поведение нельзя.
– Какое поведение?
– Юр, все видели, что ты жил с этой женщиной. Нашлись люди, которые помнят, как она обычно была одета. А эту рыжую курточку нашли в пакете вместе с нижним бельём и остальной её одеждой. Женщина пропала, ты в несознанке.
– А если она ушла? Ушла к другому! Если мы просто поругались?
– Одно из двух. Либо она найдётся, либо, не дай Бог, опять пострадает какая-нибудь женщина, пока ты сидишь в этой камере, что снимет с тебя подозрения. Возможно, снимет.
Когда Остапов ушёл, в дырке стены появилась голова Ненашева.