Охранник и бармен поднялись наверх по лестнице, дверь закрылась, и я начала ждать их возвращения, как вдруг всё задрожало и погас свет. Бывало, органы правопорядка наведывались в наш клуб со своими рейдами, всякий раз вырубая электричество, прежде чем ворваться. Со временем хозяева клуба уладили все вопросы, рейды прекратились, но бензиновый генератор так и остался в специальной комнате, автоматически включаясь в случае необходимости. Так и сейчас: я услышала, как затарахтел генератор, в клубе включилось дежурное освещение. Из гримёрки что-то закричала недовольная Кристина, на диване, ничего этого не замечая, храпел Кабан. Тряска повторилась.
Прождав ещё пару минут, я, негодуя, поднялась наверх и увидела множество автомобильных аварий. Прямо около дверей лежал костюм Степана со вставленной в пиджак белой рубашкой и гавайская майка Мити, покоившаяся на его же салатовых брюках. Рядом дымились окурки.
В ужасе я захлопнула дверь, спрятавшись внутри. Потом снова выглянула на улицу – народу никого, совершенно пусто, дымят машины, движения на дорогах нет.
– Стёпа, – негромко прокричала я, – Митя! Но никто не отзывался.
– Ты чего, охрану ищешь? Он в магазин, наверное, побежал, – Кристина поднималась по лестнице.
Через минуту и она испытала шок от увиденного. Но вместе было не так страшно, так что мы вышли и стали осматриваться. Вскоре из метро потянулись пассажиры, через полчаса на площади было совсем много спасшихся.
Тот день, самый первый день, мы провели, видимо, так же, как и большинство остальных выживших. Мы с Кристиной ходили по округе, пытались выбраться за пределы Пузыря; раскрыв рты, стояли в толпе и слушали каких-то активистов. Ближе к вечеру, когда встал вопрос ночлега, мы вернулись в клуб. Ну а куда нам ещё было идти, тем более, это место отчасти и было нашим домом, где всё знакомо, есть душ, туалет, где спать и что есть.
– Вы куда все подевались? – в клубе нас встретил Вадим, проспавший весь день. На часах было шесть вечера, а он выглядел так, словно проснулся полчаса назад.
Вадим уже достал из барного холодильника пиво и, судя по нескольким пустым банкам, валяющимся на полу, был в разгаре опохмела. Добрался он и до еды, какую смог найти на кухне. Сейчас он находился в самом лучшем своём состоянии, ещё не сильно опьяневший, тихий и даже немного учтивый.
Мы стали ему рассказывать обо всём. Пришлось потратить полчаса, чтобы убедить его выйти на улицу и самостоятельно увидеть то, что рассказ о случившемся Катаклизме, который мы ему поведали, не шутка. А он думал, что это всё происки хозяев клуба, таким образом задумавших отправить его домой. Тем не менее в итоге он вышел, обалдел, но, будучи изрядно навеселе, отнёсся ко всему более чем спокойно, даже весело.
– Вот это да! – говорил он. – А чего же теперь делать?
– Ну вот мы вернулись, ночевать где-то надо. Завтра решать будем, – ответили мы. – А сейчас устали, нагулялись достаточно, пока ты спал.
– Так вы где ночевать хотите? В клубе? Пошли ко мне!
И мы согласились. По крайней мере вернуться в клуб можно в любой момент, а тут появился шанс посмотреть, где живёт Кабан, а если место приличное, то почему бы там не остаться на какое-то время.
Жил он совсем рядом, в шикарном доме, стоящем на углу переулка Хользунова. В доме был огромный подъезд с высокими потолками, широкие лестницы и замечательная чистота. Вадим достал из кармана ключи и открыл замок большой двери на втором этаже. Четырёхкомнатная квартира поразила нас окончательно и, что самое интересное, в ней тоже было чисто.
– Уборщица каждый день ходит, – сказал он, икнув. – А вы чего думали, я живу как замарашка?
– Вадим, а Вы с кем живёте? – спросила Кристина, почему-то перейдя на Вы.
– Один.
– А чем занимаетесь?
– Много будете знать, скоро состаритесь, – уклонился от ответа Кабан.
Мы так и не узнали, откуда у него средства, но позднее, решив утолить своё любопытство, заглянули в некоторые шкафчики, нашли два паспорта с его фотографией и другими фамилиями, ружьё, большой пакет с наличными и огромное количество каких-то квартирных документов, сертификатов и расписок. Нашли мы также бумажки, из которых следовало, что Вадим отсидел четыре года за мошенничество.
Поначалу, в первые дни, нам всё нравилось, если слово «нам» здесь применимо. Признаться, я бы хотела уйти и от Кристины, и от Вадима, так как с этими людьми у меня было мало общего. Я и до Катаклизма не испытывала к ним ничего, кроме отторжения. Комитет уже объявил перепись спасшихся, люди искали выход, распределялись на работы, и вся моя сущность требовала присоединиться к ним. Тем более, что с Вадимом мне было неприятно общаться, а с Кристиной совершенно скучно. Она была грубовата, любила вставить ядрёное словечко, и список любимых тем ограничивался мужиками.
Чем дальше, тем отчётливее становилось понятно, что ни Вадим, ни Кристина, легализоваться не хотят. Однажды, услышав наш разговор, на котором я убеждала Кристину, что надо идти получать документы, Вадим вошёл на кухню и сказал: