Читаем Запоздалый суд (сборник) полностью

Но мне было не до цифр, по до того, чтобы вникать в их неопровержимый смысл. Тяжелые мысли, на которых у меня не было ответа, ворочались в моем мозгу. Ну почему, почему моя чувашская деревня всякий раз долго сомневается? Почему она никак не может твердо решить, что трактор лучше хомута?.. В таких случаях райком делает поспешный вывод: запущена агитационная работа, партийная организация плохо работает с людьми… Обвинять легко, и критиковать работу других очень просто, критиковать прекрасно может и Казанков, и шорник Чиреп — и того лучше… Но не поступаю ли и я сам поспешно, с тем только умыслом, чтобы не поругали в райкоме? Да, партийная дисциплина, принцип демократического централизма делают нашу партию единой и крепкой, ко ведь это вовсе не отрицает бездумного исполнения решений и постановлений, такое исполнение хорошо выглядит только на бумаге, в жизни же оно часто оборачивается самой настоящей бедой. И ведь не решение, не постановление виновато, а паша манера ретивого исполнения, ретивого и бездумного, как будто централизм отменяет в человеке трезвое размышление! А без такого спокойного и хозяйственного размышления у нас, в сельском хозяйстве, просто невозможно, да, невозможно!.. Когда подметаешь двор, летит пыль, это верно, по почему мы спешим часто видеть пыль в вековом крестьянском опыте? И разве все решения Центрального Комитета отрицают его? Конечно же, нет! Наоборот! То и дело слышны наказы нам, партийным работникам на местах, чтобы мы разумно вели дело, поднимали хозяйства, повышали благосостояние людей и колхозов, а мы в какой-то странной спешке выскочить вперед, выслужиться перед райкомом ломаем дрова, держим за руку толковых председателей: сей кукурузу, сей горох, сей то. сей се! А это не смей, клевер — нельзя, люцерну — нельзя по науке! Но разве может быть единый научный рецепт для такой огромной страны, как наша? Если и может быть что-то научно единое, так это трезвый разум, трезвое соображение. А трезвое соображение должно знать, что оно не всеобще, оно должно иметь в виду, что мы здесь, сидящие по деревням, тоже думаем, работаем и кое-что знаем о своей земле. Пусть мы не сразу схватимся за кукурузу или за хозрасчет, пусть мне лично но выйдет медали за внедрение риса на полях колхоза «Серп» или за разведение дельфинов в кабырском пруду, но во я не откажусь от похвалы, если к «Серне» на будущий год древняя рожь уродиться под двадцать центнеров с гектара. Ведь трезвое соображение состоит в том, чтобы не разжигать сырые дрова. Неужели за то, что у меня не хватает ума запасти дрова впрок или просто лень, и вот пришла зима, и я мучаюсь с сырыми дровами, а в доме моем все равно холодно, неужели за эти только мучения меня хвалить надо? Кнутом меня надо вытянуть, вот что, а не хвалить, не медаль мне давать! Приглядись-ка, где у нас мучаются с сырыми дровами? Только если лодырь какой. У каждого во дворе поленницы дров на две зимы вперед, эти поленницы и сверху прикрыты досками, кусками старого железа с крыши, чтобы ни капли дождя на дрова не попало. И затопит хозяйка печь такими дровами — смотреть любо-дорого, а жару от таких дров!.. И никаких мучений вроде бы и пет. Да, мучений нет, а есть трезвое соображение о своей жизни. Вот за эту радость надо благодарить, а не изгонять ее, не ставить выше мучений по глупости, по лени. Впрочем, почему я жду этого «трезвого соображения» откуда-то? Я ведь и сам должен этим соображением руководствоваться в делах и в отношениях с людьми. Пусть спорят о «хусрасчуте», ведь для них это тайна почище космоса, ведь они живут не для того чтобы схватить благодарность, нет, впереди у парода — вечность, впереди будут и хорошие, благодатные годы, будут и гибельные засухи и градобои, и благодарностями от них не оборонишься, нет. Пусть спорят, пусть сомневаются, пусть все пробуют «на зуб», пока не убедятся в надежности «хусрачута», а когда они убедятся в его пользе, никакими клещами не выдерешь его из жизни, как не выдерешь сейчас из жизни электричество, машины!.. Нет, разум всегда победит, всегда возьмет верх, всегда будет править жизнью и торжествовать над глупостью!..

15

А в правлении нестерпимое уныние. В председательском кабинете сидит Михаил Петрович, он перетащил туда все свои толстые, как осенние карпы, папки. Судя по всему, он поместился здесь не на день. Я спрашиваю у него, где председатель. Он пожимает плечами и даже не глядит на меня, и этот жест можно понять двояко: «не знаю» или «зпаю, да не скажу». Но при мне же на несколько телефонных звонков ответил:

— Бардасов в Тюлеккасах. — И тут же: — Бардасов в Ольховке.

Но я-то знаю, что нет Бардасова ни там, ни тут.

«Опять уехал куда-то, — подумалось мне. — Сейчас полным ходом идет ремонт техники, запасных деталей нет, вот и уехал».

Но не спокойно было на душе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза