Запрещаю тебе уходить

Руку неожиданно обожгло. Зубы у Настькиного сына оказались острые, как у волчонка. Пара матерных вырвались сами собой. От неожиданности я отпустил парня. Тот кубарем откатился на другую сторону сиденья и закричал:

– Ты чужой! Я к маме хочу! К маме! Где моя мама?!

Детская истерика набирала обороты.

– Давай договоримся… – начал было я, усмирив себя. Укушенная рука ныла, но главным было доехать до аэропорта.

– Я не буду с тобой разговаривать! Ты мне никто! Ты мне не папа! Ты чужой! Чужой! Чужой!!

Я поглубже вдохнул. Стиснул зубы, что было сил.

– Разворачивай машину, – бросил я водителю.

– Евгений Александрович, времени…

– Разворачивай машину, я тебе сказал! – гаркнул я на него. – Иван, закажи ещё один билет. Придётся взять его мать. Вылетим вместе с ней.

***

Куда идти, я не представляла. В полицию? Смешно. И я бы посмеялась, если бы не то накатывавшая, то отступавшая, подобно волнам, паника.

– Он ничего ему не сделает, – сказала я сама себе в момент, когда волна отступила. – Он…

Я замолчала, поймав на себе подозрительный взгляд проходящей мимо старушки с мопсом. Не хватало, чтобы меня приняли за сумасшедшую. Хотя какая разница? Телефон словно умер. Ни на одно из трёх сообщений Женя ответить так и не удосужился, трубку взять тоже. Дома ни его, ни сына не было. Оставаться в четырёх стенах было невыносимо, и я вышла во двор. Со скамьи подъезд был виден, как на ладони, въезд на паркинг тоже.

– Зачем тебе мой сын? – понимая, что на это сообщение он тоже не ответит, я всё равно зажимала кнопку голосового сообщения. Слёзы и дрожь скрывать было уже невозможно. – Я слышала, как ты говорил вчера по телефону, Женя. Зачем тебе Никита? Ответь мне! Куда ты…

Из-за угла показалась машина. Чёрный внедорожник. Не закончив фразу, я поднялась. Сделала шаг, за ним ещё один – нетвёрдый, словно заново училась ходить.

Машина остановилась, не доехав до подъезда, синхронно распахнулись две дверцы, и я наконец бросилась вперёд.

– Где мой сын?! – закричала я, бросившись к мужу. – Где…

Он крепко схватил меня за руки, едва я ударила его в грудь. Глянул на машину. Я инстинктивно посмотрела туда же.

– Никита, – прошептала я и тут же сорвалась на крик: – Никита!

– Мама! – он рванулся ко мне из рук охранника, но тот удержал его.

– В машину, – приказал Женя. – Быстро.

– Что тебе от нас нужно?!

– В машину, Настя, – он подтолкнул меня ближе к внедорожнику. – У меня нет времени с тобой возиться.

Новый толчок, и я едва ли не кубарем влетела в салон. Упала на сиденье и услышала очередной приказ, прозвучавший фоном с жалобным плачем сына и его «мама»:

– Её документы в верхнем ящике стола. Возьми всю папку. Но главное – загранпаспорт. У тебя пять минут.

Я прижимала к себе сына, целовала его в мокрые щёки, не зная, почему испугалась так сильно. Наверное, всё, что случилось со дня, когда меня вызвал в кабинет директор нашего спортивного центра, навалилось разом. Нервы окончательно сдали. Обеими руками я обнимала уже начавшего успокаиваться Никитку, а сама никак не могла унять дрожь. Женя сел рядом. Сычом глянул на нас и отвернулся к окну.

– Зачем тебе мой загранпаспорт? – Выдавила я через силу. – Почему мои документы у тебя? Как они…

Он посмотрел на меня, и я замолчала. В его взгляде были лишь холод и пренебрежение. Я гладила сына по голове, не зная, кого успокаиваю этим: его или себя. Но он был рядом, и большего я желать не могла.

Всё время, пока охранник ходил за документами, мы провели в молчании. Только Никитка пытался задавать вопросы, ответов на которые у меня не было.

– Тут всё, – в открывшейся дверце мелькнула рука громилы. Папка оказалась у Жени.

Проверив, он положил её рядом с собой и дал знак, что мы можем ехать.

– Успеваем? – коротко спросил он у водителя.

– Должны. Но гарантировать не могу.

– Успеваем, – отрезал он.

Я повернулась к нему. Был ли он таким всегда? Или та самая чернота, про которую он говорил вчера, за эти годы превратилась в бесконечность?

– Как только с тобой люди работают? – шёпотом спросила я.

Он снисходительно хмыкнул и снова отвернулся к окну.

– Мам, он сказал, что у тебя есть дела важнее, чем я. И что ты не поедешь с нами. И…

Я погладила сына по плечам, обняла ещё крепче.

– Ты всегда важнее, Никит. Разве ты не помнишь, что я тебе говорила? Ты – самый важный.

– Я так и сказал ему.

– У меня есть имя, – подал голос Женя. – Твоя мать не учила тебя, что говорить о человеке в его присутствии в третьем лице неприлично?

Никита нахмурился. Долго смотрел на Женю, становясь всё мрачнее. Потом высвободился из моих рук.

– Он мне не нравится, – заявил сын. – Мам!

Хмурились они оба, причём совершенно одинаково. Я бы могла ответить, что мне он тоже не нравится, но это было бы враньём. Хотя, где и в чём правда, я уже и сама не знала. Но сказанные сыном слова заставили сердце сжаться. Нет, мы не пять лет потеряли. Куда больше. И, что самое страшное, всё ещё продолжали терять.