Запрещаю тебе уходить

– Да, – ответила я, снова мысленно вернувшись в ту палату. – Очень сильно болеет. Давай завтра поедем к нему? Он там один, а ты мог бы поиграть с ним.

– Я не хочу с ним играть. Пусть один играет. У него есть игрушки, я видел.

То ли виноваты были гены, то ли я умудрилась вырастить эгоиста. Я не помнила, чтобы когда-нибудь поощряла в нём это. Напротив.

Ничего не ответив, я встала и пошла к двери.

– Мам, ты куда? – мгновенно донеслось мне вслед.

– А я не хочу каждый вечер сидеть с тобой по часу и ждать, пока ты уснёшь. Ты уже взрослый, можешь справиться сам.

Может быть, я требовала от Никиты слишком многого. Вряд ли он в силу возраста мог провести параллель. Но он всегда был умным мальчиком, и эта ночь не стала исключением. Выбравшись из-под оделяла, он сполз с постели. Подошёл ко мне.

– А если я поиграю с этим мальчиком, ты будешь ждать, пока я усну?

Взяв за руку, я подвела его обратно. Помогла лечь и только когда он сделал это, сказала:

– Я буду ждать, пока ты уснёшь, Никита, даже если ты откажешься играть с Мишей. Потому что я – твоя мама. Но Миша болеет. Очень сильно болеет, а ты можешь помочь ему.

– Почему я должен ему помогать?

– Не должен. Но ты можешь это сделать. Так поступают хорошие люди. Если мы все будем помогать друг другу, на земле будет меньше одиночества и горя.

Он выслушал меня очень внимательно. Сам накрылся одеялом. Взял с тумбочки игрушечную машинку. Посмотрел на неё и, протянув мне, спросил:

– А можно ему её подарить? Это ведь будет хорошо?

– Хорошо, – подтвердила я. – Я буду тобой гордиться, если ты так сделаешь.

Хотела сказать, что, если и нет, всё равно буду. Но заставила себя прикусить язык. Никите был нужен отец. Чем взрослее становился сын, тем это становилось яснее. Решилась бы я когда-нибудь рассказать Жене о нём, если бы он сам меня не нашёл? Вряд ли. Хотя, как знать.

Никита уснул, а я, дождавшись заказанный в круглосуточном ресторане кофе, вышла на балкон. Было ещё темно. Завернувшись в прихваченный из гостиной плед, я стояла, больше ни о чём не думая.

Кофе был сливочно-шоколадный, с шапкой из пенки. Мне надоело чувствовать себя виноватой за то, в чём я виновата не была: за то, что не смогла найти Никите другого папу, за то, что послушала врачей и отказалась от участия в предолимпийском чемпионате России, а, следовательно, от возможности получить путёвку на сами игры. И за этот сладкий вкусный кофе, пить который мне не следовало, тоже.

По ногам вдруг прошёлся ветер, тюль за спиной поднялся парусом. Я обернулась. На ходу снимая пиджак, в комнату вошёл Женя. Остановился и, не глядя, бросил пиджак на постель.

Чашка в руках стала неожиданно горячей, взгляд мужа испепелял. Тюль опал, и мы с Женей смотрели друг на друга сквозь него. Всклокоченный, с покрывающей лицо щетиной, он мало напоминал мэра столицы. Да что там! Он не был даже тем Женей, с которым я когда-то познакомилась. Или был?

Стремглав он прошёл через всю комнату и, рывком отдёрнув тюль, оказался на балконе. Я попятилась. Упёрлась спиной в кованную ограду.

– Почему ты не сказала? – прохрипел Женя. – Почему?!

– Я сказала.

Он вырвал чашку у меня из рук и швырнул прямо на пол. Звон прокатился по безлюдной улице и затих. Только в воздухе остался запах сливок и шоколада.

Пальцы мужа сжались на железной ограде по обеим сторонам от меня. Галстука на нём не было, в вороте расстёгнутой на две верхние пуговицы рубашки было видно цепочку, которую я когда-то сама подарила ему.

– Пять лет я жил с мыслью, что ты, чёрт подери, трахалась с моим лучшим другом. Что родила от него. И когда я принял это…

– Принял? Ты не способен принять такое, не обманывай себя. – Его верхняя губа дёрнулась. Бёдра прижались к моим. Его дыхание обжигало мою кожу. – Ты сам во всём виноват, – проговорила я, чувствуя его всем телом. Живущая в нём чернота ворвалась в меня, проникла, наверное, даже в кровь. Ветер принёс с собой вой кареты скорой помощи. – Я хотела любить тебя, – прошептала я, глядя на него. – Но тебя любить нельзя. И в этом тоже виноват только ты, Женя. Ты один.

– Ты будешь любить меня, – прорычал он прямо мне в губы и сжал в кулак мои волосы.

– Заставишь?

– Заставлю, – он прижался ко мне вплотную.

Наши губы встретились. Отвернуться он мне не дал, с ходу заставил раскрыть рот и проник внутрь языком. От него снова пахло спиртным. У поцелуя был вкус выдержанного коньяка и прошлого.

– М-м-м, – я подалась в сторону. – Не надо…

Женя тяжело дышал.

– Надо, – он поймал меня и развернул к себе спиной. Ладонь его легла мне на живот, пальцы пробрались под халат. – Надо было раньше, – дёрнул пояс. – Его пах был таким твёрдым, что по телу пробежали мурашки. Злость пронизывала холодный предрассветный воздух. – Литвинов, грёбаная сволочь, – Женя дёрнул халат с моего плеча и прикусил кожу зубами. – Достать бы его с того света, блядь…