Читаем Запрещенный Рюрик полностью

Мало кто из жителей побережья общался с жителем фьорда — колоссальным осьминогом-пульпом или вытаскивал из сетей морского змея; далеко не всякий швед видел в хлопьях несущейся метели санки Снежной королевы. Но, живя на краю обитаемой земли, северянин все время ожидает появления «иного». Того, кто живет за пределами человеческого жилья.

Во время природных экстремумов, когда человеческое бытие еще менее комфортно и благополучно, чем обычно (штормы, метели, зимний мрак и т. д.), ожидание «другого» неизбежно усиливается.

Скандинавы жили в особой среде; они и сами не очень понимали, где границы возможного и как разделяется мир реальный и потусторонний. Для жителя большинства стран и земель это показалось бы симптомами сумасшествия.

Дети набеговой системы

Все это — и экономика, и дефицит ресурсов питания, и вражда всех ко всем, и жизнь на Севере — формировало тип сознания, который очень отличался от характерного для большинства земледельческих народов. Ведь земледельцы обычно не только трудолюбивы, но и добродушны. Для них важно воспитать молодежь не только в уважении к труду, но и в миролюбии. Они не склонны мстить и быть жестокими. Земледельческие народы учат детей сотрудничать, а не воевать, искать точки соприкосновения, дружить с соседями, уважать старших, помогать младшим…

У скандинавов же формировались черты характера, очень похожие на черты характера жителей Северного Кавказа. По схожим причинам и в Скандинавии, и на Северном Кавказе общество веками жило в условиях «относительного перенаселения». Проблему перенаселения и скандинавы, и кавказцы решали похожими способами — через набеги на соседей.

Набег позволял жить за счет других, более богатых обществ. К тому же в набегах всегда погибала какая-то часть молодых мужчин; за счет дренгов регулировалась численность населения: даже если дренги и неудачны, все-таки население росло не так быстро, в какие-то периоды даже и сокращалось. Тем, кто остался в Скандинавии, хватало даже оставшихся продуктов.

А главное — система виков сформировала и тип общества, и совершенно определенный человеческий типаж.

Способность участвовать в вечной войне всех против всех воспитывала людей невероятно агрессивных, крайне жестоких, очень равнодушных и к собственным страданиям, и к страданиям других людей.

На протяжении веков самым выигрышным способом поведения была готовность к военным действиям, к бою в любой момент. Сам лично норманн воевал против истинного или надуманного «обидчика»; силами своей семьи — против других семей, живших в их укрепленных хуторах; в составе отряда своего рода или племени воевал против других родов и племен. Война была образом жизни, привычным фоном человеческого существования.

…Один из варягов, служивших Ярославу Мудрому, узнает: другой дружинник — потомок человека, с которым у его рода кровная месть. Убийство совершил не сам его сослуживец, а его прадед, и совершил давным-давно, в другой жизни — в Скандинавии. Но мстить-то «необходимо»! Ночью варяг привалил бревном дверь избы и подпалил ее с нескольких сторон. Вместе с «врагом» погибло еще несколько человек… Ну и что?! Варяг действовал в полном соответствии с нормами своего общества.

«Только раб мстит сразу, только раб — никогда» — так говорили норманны. Действительно — сразу мстит тот, кто не умеет сдерживать себя, выжидать благоприятного времени. Кто не верит в себя и, соответственно, в то, что возможность отомстить вообще будет. Тот, у кого нет будущего. Кто не умеет подчинить себя — себе, кто живет в плену сиюминутных импульсов.

То есть раб.

Никогда не отомстит человек, который и при самом благоприятном стечении обстоятельств никогда не решится на месть. Кто всегда придумает множество благовидных предлогов, чтобы не искать, тем более не создавать этих благоприятных обстоятельств для отмщения. И даже если жизнь сама преподнесет ему возможность на блюдечке с голубой каемочкой, сумеет объяснить самому себе и окружающим, что еще не время, что риск чересчур велик и что «как-нибудь в следующий раз».

То есть трус.

Все в высшей степени логично.

Для европейца, вообще для человека старой земледельческой культуры трудно понять нечто подобное. Но для скандинавов, а спустя столетия — и для горцев Кавказа многие поколения подряд были важны именно эти качества: агрессивность, неуживчивость, неустойчивое настроение, непредсказуемое поведение, готовность драться с кем угодно при любом перевесе сил, рисковать жизнью даже из-за пустякового каприза. Эти черты не просто присутствовали сами по себе — скандинавы воспитывали их и тщательно поддерживали в детях, так же тщательно, как земледельцы с теплой южной равнины воспитывали в детях трудолюбие, аккуратность, доброжелательность к другим людям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза