Запрещенный угар

Впрочем, сам министр обороны ни о своей влюбленности, ни об искушении грехом не ведал ни сном ни духом. Он уже давно находился в том критическом возрасте, после которого люди вообще думать о новых грехах перестают в силу сбоев физиологических функций организма. А уж о любви и тем более не помышляют. Ну а повышенную потливость ладоней, частую задумчивость и блуждающий взгляд, томление в груди и тягу к стихосложению Игорь Сергеевич объяснял обычным переутомлением и расстройством пищеварительного тракта. Возраст, знаете ли!..

Именно так он и изложил ситуацию ворвавшемуся в кабинет секретарю, заставшему министра обороны в состоянии глубокой апатии, тупо уставившегося на совершенно пустую стену.

— Игорь Сергеевич, вы себя хорошо чувствуете? — забеспокоился секретарь, тщетно пытаясь взмахами рук перед носом министра привлечь к себе внимание. — Игорь Сергеевич, вам плохо?

— А? Что случилось? — удивленно поинтересовался министр обороны, выйдя из ступора и увидев перед собой отчаянно семафорившего секретаря.

— Я по селектору с вами уже десять минут пытаюсь связаться, а вы никак не реагируете, — пролопотал секретарь. — Вас господин Президент к себе вызывает.

— Да? — удивился Игорь Сергеевич. — Ладно. Пойду схожу. Хотя ума не приложу, что ему от меня могло понадобиться?!

Секретарь, посмотрев вслед удаляющемуся министру обороны, сокрушенно покачал головой и подумал, не стоит ли на всякий случай вызвать врача. А то как бы не заразил Игорь Сергеевич Президента какой-нибудь гадостью. Впрочем, поскольку поблизости шатался грех, секретарь докторов не вызвал.

Вместо этого он самым наглым образом присвоил «Паркер» со стола министра обороны и, вернувшись в приемную, сделал вид, что поглощен работой.

Игорь Сергеевич о коварстве секретаря так ничего и не узнал. Он вообще в последнее время мало что знал, а соображал еще хуже. Секретные сведения, передаваемые ему ежедневно, в одно ухо влетали, а из другого вылетали, и хорошо только то, что ловить их было некому. Кроме, разумеется, греха, а тому секретные сведения, что бульдозеру — запаска от «Запорожца». Министр обороны стал жутко рассеянным, совершенно забыл о своих обязанностях, зато взялся ежедневно инспектировать кремлевскую столовую. А после исчезновения Клавы и вовсе стал заходить туда по пять раз на дню. Вопросов, правда, не задавал, поскольку стеснялся. Зато жрал от пуза, так как повара считали министра вечно голодным и прикармливали, а тот, дабы не вызвать подозрений, отказаться от еды не мог.

Вот и сейчас, по пути в кабинет Президента, Игорь Сергеевич начал подумывать о том, а не завернуть ли ему в столовую, но тут же замер как вкопанный. В голове министра обороны, словно торнадо, пронеслись страшные мысли, суть которых сводилась к следующему:

1) если он сейчас пойдет в столовую, то опоздает к Президенту;

2) если он опоздает на прием, то получит выговор и будет уволен;

3) если он будет уволен, то не сможет видеть Клаву, работающую в кремлевской столовой…

И все это вместе взятое заставило Игоря Сергеевича буквально взять ноги в руки и силой оттащить их от того коридора, который уводил его с праведного пути. Ну а когда с этой задачей Игорь Сергеевич справился, то почти бегом помчался к Президенту в кабинет…

Но нам пока надо в другую сторону!

* * *

Окраина Галактики. Самбараваджа. Обложенный матюгами и аборигенами космический корабль землян. Местное время не установлено, но бойцы считают, что время обеда уже прошло. Пора бы и ноги отсюда делать!..

Рев за бортом «тарелки» стоял просто невероятный. Любителю баскетбола Кедману постоянно казалось, что он находится в самом центре спортивной арены, окруженный плотным пятнадцатитысячным кольцом болельщиков. Может быть, в другое время американец и представил бы себя в такой обстановке Шакилом О'Нилом, Оладживоном или Дэнисом Ротманом, даже автографы начал бы раздавать направо и налево, но сейчас капралу было не до мечтаний. Сжимая лазерное ружье, он внимательно осматривал толпу, ожидая возможных провокаций и надеясь, что аборигены все-таки не разорвут Насана на множество маленьких Бубрульчиков, а Хаарма на что-нибудь еще похуже.