Запрети любить

В конце третьей недели обучения, когда расписание более-менее устаканилось и перестало меняться каждый день, мать Игната сорвалась — снова начала пить. При этом она устроила в баре, где гуляла с подружками, настоящий разнос, потому что словила «белочку».

Мы вчетвером впервые за сентябрь собрались за ужином, когда Косте позвонили, чтобы сообщить о бывшей жене. Он выслушал с каменным лицом и сказал только одно слово: «Приеду». После чего извинился и вышел из-за стола. Игнат сразу понял, о чем речь. Вернее, о ком.

— Мама? — только и спросил он.

Костя кивнул.

— Что с ней?

— Бухали с подружками. Она перепила, разнесла весь бар. Ей вызвали бригаду. С трудом увезли.

— Я с тобой, — вскочил из-за стола Игнат, на чьих скулах появились алые пятна. Он то ли испытывал страх, то ли гнев — я так и не понимала. Но в эти мгновения мне было безумно его жаль — так, что хотелось подойти, взять за руку и сказать, что все будет хорошо. Но я не могла.

Игнат выругался, и Костя даже не сделал ему замечания, хотя обычно не терпел грубых выражений. Кажется, он сам хотел сказать пару хлестких слов, но сдерживался.

Игнат уехал вместе с отцом, а мы с мамой остались в особняке. Она тоже места себе не находила — переживала. Как назло, начался дождь, и настроение стало еще хуже, как часто это бывает в непогоду.

— Эта женщина не оставит Костю в покое, — сказала мама потерянно. — Но самое страшное, что она не оставит в покое своего сына. Мне так жаль его. Бедный Игнат.

— Она же лечилась, — ответила я. — Лежала в клинике заграницей…

— Так просто от алкоголизма не вылечится, Яра, — вздохнула мама. — К тому же человек сам должен хотеть вылечиться. А она не очень этого хочет. Что ж, Алина обещала сделать мою жизнь невыносимой. Но невыносимой она делает ее не мне, а своему мальчику.

— Обещала? — подняла я бровь. — В смысле? Когда? Вы виделись?

Мама нехотя кивнула. Кажется, она поняла, что сказала лишнее, хоть и не хотела.

— Встретились в салоне красоты. Она, кажется, заранее знала, что я там буду, — призналась мама. — У нас был весьма… содержательный разговор. Но я не стала ничего говорить Косте. У него и так проблемы в бизнесе. А тут еще это…

— Мам, что она тебе говорила? — вцепилась я в нее.

— Сказала, что деньги достанутся ее сыну, — пожала плечами мама. — Что я пожалею, что заплачу за ее разрушенный брак. Она очень боится, что Костя вычеркнет Игната из завещания и лишит наследства, как будто бы он может так поступить! Эта женщина столько лет прожила с Костей в браке, но так и не узнала его, как человека! — с негодованием воскликнула она. — И вообще, деньги заботят ее больше сына.

— Мам, надо было рассказать Косте, — нахмурилась я. Мать Игната мне очень не нравилась. Я чувствовала исходящую от нее опасность.

— Нет, Яра. Сказала же — у него и так проблем выше крыши. Не нужно ему этими глупостями разбираться. Ему и так пришлось срываться в единственный выходной и ехать к ней. И ты не смей говорить, поняла? — Ее голос стал жестким. Так бывало редко, когда мама была непреклонна, и переубедить ее было нельзя. Мне пришлось дать обещание.

Костя и Игнат вернулись поздно. Сначала приехал Костя, хмурый и уставший, и сразу же пошел наверх — спать. На вопрос мамы, где его сын, он ответил, что без понятия. Уехал куда-то, ничего не сказав.

В эту ночь я долго не могла заснуть — сначала делала домашку, чтобы отвлечься, затем болтала со Стешей. После полуночи мой организм решил, что он хочет горячего чая с молоком и шоколадку. Поэтому я, накинув на себя легкий халатик, отправилась на первый этаж. В моих наушниках играла громкая динамичная музыка, и, делая себе чай с молоком, я пританцовывала ей в такт.

Не знаю, когда Игнат появился на полутемной кухне. Когда я обернулась с кружкой в руках, он сидел на стуле, развернув его задом наперед — так, чтобы опираться руками о высокую спинку, и смотрел на меня. На нем была кожаная куртка с каплями дождя и черные джинсы. Волосы были влажными — так, словно Игнат попал под дождь.

Заметив, что я повернулась, он широко мне улыбнулся. Странной улыбкой. Не своей. Чужой.

Я сняла наушники и присмотрелась к нему.

— Ты пил? — спросила я удивленно. Игнат не был сильно пьян, но ему хватило, чтобы измениться.

— Настоящий сын своей матери, да? — усмехнулся он.

Игнат встал, подошел ко мне и вдруг коснулся моего лица ладонью, заставив вздрогнуть и поставить кружку на столешницу — так, что расплескался чай.

Его глаза были больными, а губы — чуть приоткрытыми. Боже, что с ним?..

— Я уже просил тебя однажды, — прошептал Игнат, разглядывая мое лицо так, словно ничего краше в жизни не видел. — Просил поцеловать меня. А ты отказалась. Но сейчас ты не сможешь отказаться, Ярослава. Потому что мы играли в «бутылочку», и ты должна была поцеловать меня по-настоящему. Но ты этого не сделала. Сделай теперь.

Он держал меня обеими ладонями за лицо, и не отпускал. Да я и не хотела, чтобы отпускал. Только вот ладони его были ледяными. Кажется, Игнат очень замерз под дождем.