Когда у густых кустов орешника, считавшихся границей, за которой начиналась земля племени Великих Холмов, Мия собирала ягоду вместе с другими женщинами, к ней приблизился чужак – мужчина. Произошло это не сразу: она чувствовала на себе взгляд, но почему-то не хотела звать на помощь, она словно ждала его, такого знакомого ей, ждала таинства встречи, которая не должна была состояться уже никогда. Чужак зажал ей рот, она попыталась сопротивляться, но услышала знакомый голос…
– Мия, это Амири. Это я, тот, кто не умер, – шепнул он.
Услышав это, Мия едва не рухнула без сознания».
В ресторане отеля странный и не полюбившийся моему супругу незнакомец больше не встречался. А мне все-таки хотелось спросить его, почему он считает воспитание ребенка иллюзией? На такое высказывание никто на моей памяти еще не решался. Уж больно расходилось оно с общепринятым мнением, да просто было абсурдным! Зачем тогда семья, зачем дети, в чем вообще смысл жизни каждого человека, если не в рождении и воспитании детей?!
Но вот через несколько дней, когда я, плавая, решила обогнуть большой скальный выступ в море, обратила внимание, что на нем восседает какой-то человек. Приблизившись, поняла, что это тот самый «вольнодумец».
– Здравствуйте! – крикнула я ему, уворачиваясь от небольшой волны. – Куда это Вы пропали?
– Да не пропал, просто прихожу в другое время.
– Это из-за моего мужа?
– Нет, что Вы… Так получается.
– А…
Тут мне очень захотелось продолжить с ним разговор:
– Можно мне Вас еще спросить?
– Забирайтесь на камень и тогда спрашивайте.
– Зачем на камень? Отсюда разве нельзя поговорить?
– От моих ответов Вы можете захлебнуться.
– То есть?
– Утонуть от негодования.
– Интригующе…
Я взобралась на плоскую скалистую платформу, которая была, однако, скользкой. Без помощи моего собеседника вряд ли бы смогла это сделать, подумала: «Ох, и взревновал бы меня сейчас муж!» Но камень был вне поля его зрения.
– Ксения, – представилась я, опираясь на руку мужчины и невольно изображая, скорее всего, тюленя.
– Каф, – ответил он, не моргнув глазом.
– Как это… Каф? Вы смеетесь?
– Нет, правда, Каф.
– Вы русский?
– Во мне много кровей понамешано.
– Но почему – Каф?
– Мой отец был… астрономом. Каф – это звезда в созвездии Кассиопея.
– А отца как звали?
– Ар… нольд.
– Каф Арнольдович, как Вам живется в России с таким именем и отчеством. Вы, вообще-то, россиянин?
– Не вполне. Я, вообще, человек Мира. Значит, и россиянин тоже. Так в чем главный вопрос, Вы их так много уже задали?…
– Извините, как-то странно все. А мой вопрос, про который я уже чуть не забыла, вот в чем заключается… Боже мой, я не помню! – я начала почему-то хохотать как после бокала крепкого вина.
– Вы хотели продолжить разговор о воспитании, – ответил этот самый Каф Арнольдович.
Тут я уже совсем встала в тупик:
– Ну да, и как Вы догадались?
– Все просто. В ресторане Вас задело мое высказывание о воспитании, и Вы хотите выяснить, почему я считаю, что воспитание – иллюзия.
– Нет, так не пойдет, неубедительно, я могла и просто о чем-то другом спросить… Поясните все же еще.
– Еще я видел Ваши глаза тогда, когда я говорил об этом. Я понял, что вопрос о детях и воспитании для Вас один из главных в жизни.
– Вы психолог?
– Боже упаси.
– А что так? Не верите психологам?
– Такой науки и профессии не существует, иначе надо было бы признать, что есть наука и профессия «человековед». Сегодня неизвестно никому, что есть человек. И разве можно научиться человеческой жизни и научить других? Нельзя научить любви. То есть, можно о ней рассказать, но научить – нет. Можно дать оценку другому человеку, но как считать эту оценку научным фактом? Разве является наукой та область знаний, где все основные оценочные категории связаны с субъективным мнением человека? Я высказываю всего лишь мнение. Вот физика, химия, математика – другое дело.
– Ладно, Вы не психолог, тогда – кто?
– А какое это имеет значение? У меня свой бизнес. Так отвечают на подобный вопрос мимолетным собеседникам чаще всего.
– Очень содержательно. А я вот педагог и интересуюсь, почему воспитание – иллюзия?
– Науки и профессии «педагогика» тоже нет.
– ?
– Есть учитель в школе или преподаватель в институте. Они все каждый на своем этапе пытаются передать знания, но не формировать человека. Это миф.
– А вот система Макаренко, она же целое поколение бывших преступников социализировала!
– При этом была востребована лишь там, где работал этот неординарный человек, и только в условиях казарменного социализма. Ушла эпоха, ушла система. Сегодня никого не заставишь выполнять рекомендации Макаренко. Тогда в чем закономерность, в чем научный педагогический факт, извините?
– Ладно, нет педагогики школьной, вузовской, но все-таки есть же, в принципе, воспитание? Родителями ребенка, например. И пусть не так, скажем, как представляет себе мой муж, по-другому, но как без воспитания вообще?