Запретное чтение

Названия американских городов отец произносил так, что казалось, он говорит о каких-то островах в Черном море.

Я чувствовала, что соображаю слишком медленно.

— Возможно, — ответила я.

Отец знал, что там живет моя соседка по общежитию, поэтому даже в менее сонном состоянии мне все равно пришлось бы признать, что я, скорее всего, заеду в Питтсбург.

— Это просто прекрасно, тогда я попрошу тебя кое-что туда забросить. Нужно передать небольшую посылку моему другу Леону, а по почте я ее отправлять не хочу. Ты бы могла завезти ее прямо к нему домой, я дам тебе адрес. Я предупрежу его, что ты приедешь.

— Погоди-ка, — запаниковала я. — Что еще за посылка?

Отец рассмеялся:

— Документы. А ты подумала — наркотики? Считаешь своего отца наркодилером? Или, может, думаешь, что я торгую ураном? Твой отец — русский торговец оружием, так ты считаешь?

— Просто хочу понять, не смогут ли меня за это арестовать.

Отец снова пошел в кабинет и вернулся с обувной коробкой.

— Смотри, — сказал он, открывая крышку.

Внутри лежали бумажки, похожие на чеки, сложенные вдвое.

— Ничего криминального, правда? — спросил отец.

— Мне бы не хотелось впутываться ни во что такое, — сказала я.

Отец закрыл коробку и потер пальцами виски.

— Люси, ну ты совсем! — воскликнул он. — Не говори ерунды. Съездишь в Питтсбург, выполнишь мою просьбу, все наверняка пройдет прекрасно. Яблоко с яблони не падает.

То ли он хотел сказать этой фразой, что я — дочь своего отца, то ли намекал, что у него длинные руки и мне от него не уйти, кто его знает. Ясно было только одно: он сам плохо понимает, о чем говорит.

Я покачала головой и, глубоко вздохнув, сказала:

— Ладно, хорошо.

Мне ужасно хотелось спать. Где-то на задворках сознания я понимала, что, согласившись, обрекаю себя на поездку в Питтсбург, даже если Иэн вдруг решит вернуться домой. Если я не доставлю коробку, это может причинить кому-нибудь незначительное неудобство, а может повлечь за собой убийство. Мне не хотелось обременять свою совесть еще и убийством, уж лучше продлить похищение Иэна еще на несколько дней. Не надо было мне соглашаться. Но я очень устала, настолько, что, моргая, держала глаза закрытыми дольше, чем открытыми.

— Настоящая русская девчонка! — похвалил меня отец. Он скрылся в библиотеке с коробкой в руках, а когда вернулся, крышка была надежно примотана широкой упаковочной лентой. Отец взял конверт и написал на обратной стороне адрес.

— Я предупрежу их, что ты едешь, — сказал он.

19

Смелость, сердце и мозги

Это каша, которую заварила Люси. А это — мальчик, который жил в той самой каше, которую заварила Люси.

Это — мужчина, который рассказывал сказки мальчику, который жил в каше, которую заварила Люси.

Это — шоколад, которым пахли сказки, которые мужчина рассказывал мальчику, который жил в каше, которую заварила Люси.

А это — всеми покинутый секретарь горкома, которого подкупили шоколадом, которым пахли сказки, которые мужчина рассказывал мальчику, который жил в каше, которую заварила Люси.

А это — Россия, которую, возможно, просто выдумали и в которой живет всеми покинутый секретарь горкома, которого подкупили шоколадом, которым пахли сказки, которые мужчина рассказывал мальчику, который жил в каше, которую заварила Люси.

А это — всеми покинутая Люси, которая утром в среду лежит на диване в квартире родителей и размышляет, что же толкнуло ее на похищение мальчика с травмированной психикой, который читал книжки, которые стояли на полках, которые тянулись вдоль стен небольшого кирпичного здания, в котором долго-долго кипела каша, которую заварила Люси.

В то утро мы с Иэном проснулись поздно, но отец проснулся даже позже нас.

— У него с желудком творилось что-то невероятное, — рассказывала мама, размешивая яйца в сковородке. — Странно, что отель не потребовал оплатить им ущерб.