Запретное чтение

— Твою мать, — наконец произнес он.

Я дала Иэну ключи, поэтому, когда мы подошли к машине, он уже ждал нас, сидя на заднем сиденье и, словно бубном, потрясал обувной коробкой. Когда мы с Гленном сели, Иэн поставил коробку обратно на сиденье.

— Ну что ж, Чувак, — сказал Иэн, когда мы снова выехали на шоссе. — Расскажите нам, пожалуйста, о своем новом фильме, Чувак.

Он сунул кулак, изображающий микрофон, между двумя передними сиденьями.

— Я слышал, вы влюблены в Джулию Роберте? — приступил он к интервью.

Но Гленну было не до смеха. Вид у него был такой, как будто он находится где-то глубоко в собственной голове, разбираясь в давних воспоминаниях юности, мысленно переслушивая рекламные ролики тех лет и вслед за ними — собственную пьесу. Он вытянул шею и потер рукой подбородок. В то утро он не побрился, и на щеках и подбородке пробивалась седоватая щетина — того же цвета, что и волосы у него на висках.

— Мисс Гулл, расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Чуваком и почему он все время молчит?

Гленн разом вышел из ступора и посмотрел на меня:

— Он, кажется, назвал тебя мисс Гулл?

— Прежде чем Иэн успел что-нибудь изобрести, я сказала:

— У его мамы пунктик насчет уважения к старшим.

Гленн рассмеялся и оглянулся на Иэна.

— Ясно, — сказал он. — С уважением у тебя все в порядке, чувак.

— Только по отношению к женщинам, — уточнил Иэн.

На этом их беседа закончилась, и даже когда мы заехали пообедать в сетевой ресторанчик перед въездом в Кливленд, Гленн не произнес ни слова, если не считать того, что он заказал себе бургер с индейкой и жареные картофельные кольца.

Судя по тому, с каким наслаждением Иэн поглощал шоколадное молоко, в нормальной жизни этот продукт ему не покупали.

— Итак, мистер Чувак, известно ли вам, что у отца мисс Гулл была собственная шоколадная фабрика?

Гленн, похоже, даже не понял, что Иэн обращается к нему.

— Но, мисс Гулл, — повернулся Иэн ко мне. — Ведь ваш отец все это выдумал, да? Не очень-то похоже на правду. Я думаю, он просто пошутил.

— Очень может быть, что ты прав, — сказала я.

Я старалась об этом не думать, но, пожалуй, во многом мое сегодняшнее недомогание и туман в голове были вызваны именно этим: у меня из-под ног выдернули ковер истории моей семьи.

— Но он ведь правда русский? — спросил Иэн. — Акцент у него очень хорошо получается.

Я была до того подавлена и сбита с толку, что даже и на этот вопрос не сразу смогла ответить с уверенностью — пришлось на секунду задуматься и вспомнить, что я действительно не раз слышала, как отец говорит на беглом русском с людьми, которые несомненно были русскими.

Как только нам принесли еду и Иэн увлекся своим гамбургером с беконом и помидорами, я встала из-за стола и сообщила, что иду в туалет. Мои надежды оправдались: в конце коридора обнаружился телефон-автомат. Я затолкала в прорезь сразу несколько четвертаков, достала из сумочки чековую книжку и набрала номер. Я понимала, что это очень рискованно — звонить из того места, где мы остановились на обед, но ведь сразу после обеда мы отъедем отсюда на несколько миль, а до восьми утра полиции вряд ли удастся прочесать всю округу. У меня была заготовлена речь, которая годилась в любом случае, кто бы ни подошел к телефону: мистер Дрейк, миссис Дрейк или кто-то из полиции.

В машине я перебирала в голове разные варианты — например, думала, не сказать ли им, что Иэн находится в Кливлендском художественном музее, а потом оставить его у входа и рвануть вместе с Гленном в аэропорт и оттуда вылететь первым рейсом в Пуэрто-Рико или куда подальше — главное, чтобы Гленна впустили туда без паспорта. А ему я скажу, что стремлюсь к спонтанности и импровизирую. Ну а потом я либо сбегу в какие-нибудь еще более отдаленные края, либо буду сидеть тихонько и дожидаться ареста. Но, положа руку на сердце, все это было несерьезно. Я не была готова садиться в тюрьму, не была готова покинуть родину, и мне не хотелось, чтобы часть вины пала на Гленна. К тому же, если сейчас просто забросить Иэна обратно, никак его к этому не подготовив и не дав ему раздобыть волшебную силу, которая поможет преодолеть ближайшие восемь лет жизни, то чего ради я вообще во все это ввязалась? Конечно, все произошло случайно и неожиданно, но ведь должен быть в этом какой-нибудь смысл!