Запретные желания

Клуб Ватье располагался в скромном здании на углу Болтон-стрит и Пиккадилли, где некогда помещалось игорное заведение совсем другого разряда; считалось, что своим существованием он обязан принцу-регенту. Ватье был одним из поваров, но принцу, узнавшему от кого-то из своих друзей, что ни в одном из лондонских клубов нельзя хорошо пообедать, пришла в голову благая мысль обеспечить джентльменов высшего света обеденным клубом не совсем обычного типа; и он предложил Ватье претворить этот заманчивый план в жизнь. Идея понравилась; вместе с двумя другими королевскими слугами мистер Ватье основал заведение, которое так процветало, что через несколько лет он смог отойти от дел. К тому времени заведение, вначале представлявшее собой обеденный клуб с прекрасной кухней, тщательно подобранными винами и фешенебельной публикой, превратилось в самый модный и в то же время самый разорительный игорный клуб в Лондоне. Обеды, готовившиеся под неусыпным оком Огюста Лябури, по-прежнему были лучшими в городе; клуб имел свой банк в десять тысяч фунтов; мистер Браммель был его бессменным президентом; и всякий, кто стремился в избранное общество, мечтал быть принятым в его члены. Игра начиналась в девять часов и продолжалась всю ночь; играли в основном в кости и в макао[5]

.

Проведя вечер за «фараоном», виконт обнаружил, что такая перемена привычек не оправдала возлагаемых на нее надежд; и потому, встав после весьма веселого обеда, он сопротивлялся всем попыткам затащить его в зал для игры в макао. Он решил еще раз попытать счастья в кости, потому что у него имелось сильное предчувствие, что фортуна наконец побалует его. Похоже, так оно и было. Поставив двадцать фунтов, он назвал перед броском семь и угадал, выбросив одиннадцать, что казалось хорошим предзнаменованием на весь вечер. Даже мистер Фэнкот, уже несколько месяцев пытавшийся проиграть ему хотя бы какие-нибудь деньги и потерявший всякую надежду добиться своей цели, воспрял духом.

Поскольку в тот вечер принц-регент проводил одну из своих холостяцких вечеринок в отеле «Карлтон», народу в клубе было мало. Пришедший около полуночи мистер Хедерсетт обнаружил, что в зале для игры в макао никого нет, за исключением нескольких типов; по его оценке, это были либо видавшие виды старики, либо пьянчуги, находившиеся на мели. Он взглянул на игравших в «фараон», но и эта компания не привлекла его. Он уже собрался уйти, но внезапно ему в голову пришла одна мысль. Это была не слишком желанная мысль, и нельзя сказать, что претворение ее в жизнь доставило бы ему большое удовольствие, но это было лучшее, что он мог придумать за весь день, почти целиком занятый размышлениями о финансовых проблемах леди Кардросс.

Чем больше он раздумывал, тем больше ему становилось не по себе, ибо умеренной нежности, которую он испытывал к Нелл, было недостаточно, чтобы он поверил в ее обещание держаться подальше от ростовщиков. Будучи справедливым человеком, он должен был признать, что, если она не решится рассказать о своих долгах Кардроссу, у нее остается единственный выход – взять в долг под проценты. По его мнению, она уж слишком преувеличивала возможный гнев Кардросса. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что он снисходительно выслушает ее признание; но в конце концов, он всего лишь влюбленный мужчина, к тому же обладающий великодушным характером и отменным здравомыслием. Именно он скорее, чем кто-либо другой, сделает скидку на молодость и неопытность; и хотя он, несомненно, запретил Нелл снабжать деньгами ее брата, мистер Хедерсетт нисколько не сомневался и в том, что он поймет ее и даже посочувствует совершенно естественным побуждениям, которые заставили Нелл ослушаться мужа. Он еще и найдет способ положить конец таким поступкам; и это следовало сделать немедленно, пока Нелл окончательно не увязла в трясине долгов и вранья. Сейчас Кардросс еще простит ее, не утратив к ней нежных чувств, но если в будущем он узнает, что она вела с ним двойную игру, и, возможно, даже не один год, то, в силу своего открытого характера, эти чувства уступят место отвращению.