Запретный лес

Можно только представить, какую грандиозную картину развернул бы на этом историческом фоне другой романист, как живописал бы сражения с лязгом мечей и пороховым дымом, королевские покои и придворные интриги, головокружительные приключения и романтическую любовь с непременной свадьбой в конце.

Но сюжет Бакена, историка и фольклориста, более локален и ограничивается жизнью молодого священника в вымышленном приходе Вудили в Скоттиш-Бордерс. Будь его роман научным исследованием, его можно было бы смело отнести к «микроистории» — тому направлению в исторической науке, что сложилось лишь в 1970-е годы и занято исследованием жизни отдельных городков, деревень, людей, находя в этом «малом» отражение «великой» истории.

В Вудили священнику Дэвиду Семпиллу предстоит столкнуться с древними народными верованиями в тесном переплетении с искаженным пониманием христианства.

Повествуя о его судьбе, Бакен ссылается на книгу несуществующего богослова Джона Деннистуна и рассказывает о легенде, по которой юный пастор был унесен Волшебным народцем — феями, точнее их шотландским вариантом, боглами. Само поверье не выдумано автором: похожая легенда связана с именем Роберта Кирка, пастора прихода Аберфойл в Пертшире, родном краю Джона Бакена. Стоит упомянуть, что кельтское слово «перт» означает «лес», подобно тому, как название Калидонского замка в романе связывает место действия с Каледонией (древнее название Шотландии) и со знаменитым Каледонским лесом из легенд о короле Артуре, а топоним Вудили образован от корня «wood», что тоже переводится как «лес».

«Ведовская» сторона романа с шабашами и верой в Дьявола, обитающего в лесу и требующего поклонения, выстроена писателем в согласии с теориями антрополога и культуролога Маргарет Элис Мюррей, чье исследование «Культ ведьм в Западной Европе» вышло в свет в Англии за шесть лет до «Запретного леса». Гипотеза Мюррей о существовании в Европе «старой религии» в виде древнего культа плодородия, который после прихода христианства трансформировался в шабаши ведьм, была воспринята критически. Однако она немало повлияла как на развитие научной мысли в области антропологии и истории, так и на культуру в широком смысле слова, например, став истоком современного викканства.

Следствием «микроисторического» подхода автора является громадное внимание к быту, нравам, обычаям шотландских крестьян, фермеров, духовенства — и особенно к языку. Стихия языка буквально захлестывает роман, беседы и диалоги очень часто подменяют непосредственное «действие», причем каждого из персонажей Бакен щедро снабжает уникальными речевыми характеристиками и набором редкостных шотландских словечек (в английских изданиях они то и дело сопровождаются пояснениями в скобках). Все это, конечно, ставит перед переводчиком нелегкую задачу. Удалось ли ее решить — судить читателю.

Евгения Янко