– Скоро вы сможете его снять, – говорит доктор Вагнер. – Это просто перестраховка. Пока что я бы хотел задать вам пару вопросов.
Я молчу. Не уверена, что смогу ответить на его вопросы. И что он мне поверит, если отвечу. Тем не менее я снова пытаюсь кивнуть.
– Вы помните, что случилось?
– Смутно, – говорю я.
– Но все же помните?
– Да.
По крайней мере, мне так кажется. Я не помню ничего конкретного. Только какие-то обрывки. Я делаю глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями. Но они совершенно не желают меня слушаться. Моя голова – как стеклянный шарик с искусственным снегом внутри; воспоминания кружатся в воздухе, но не желают приземляться. И я не могу ухватить их, как бы я ни пыталась.
Я помню визг тормозов.
Яростные звуки клаксона.
Испуганный возглас где-то позади.
Боль. Темнота.
То же самое и с прибытием в больницу. Я помню от силы половину. Бернард в яркой униформе, его слова про то, что меня сбила машина. Но я не помню, как попала сюда и что успела наговорить.
Наверное, это из-за обезболивающих. Они затуманивают разум.
– Еще один вопрос, – говорит доктор Вагнер. – Свидетель сказал, что вы выбежали из Бартоломью прямо на проезжую часть. Он говорит, вы не остановились. Ни на секунду.
Да, это я помню.
Но хотела бы забыть.
– Так и было, – говорю я.
Доктор удивленно смотрит на меня из-за стекол очков.
– Это необычное поведение.
– Необычные обстоятельства.
– Складывается впечатление, что вы куда-то бежали.
– Нет. Я убегала.
Четыре дня назад
12
Мне снится семья.
Мама. Отец. Джейн, совсем не изменившаяся с тех пор, как мы виделись в последний раз. Навсегда оставшаяся девятнадцатилетней.
Они идут по заброшенному Центральному парку. Вокруг – ни души. Царит непроглядная ночь, не горит ни один фонарь. Зато свет исходит от моих родных – слабый, зеленовато-серый.
Я наблюдаю за ними с крыши Бартоломью, сидя рядом с Джорджем, который обнимает меня своим каменным крылом.
Выйдя из парка, мои родители замечают меня и машут руками. Джейн зовет меня, рупором сложив у рта светящиеся ладони:
– Тебе здесь не место!
Как только ее крик достигает моих ушей, Джордж двигает крылом.
Он больше не обнимает меня.
Он меня толкает.
Я чувствую спиной прикосновение холодного каменного крыла и падаю с крыши. Я лечу вниз, прямиком к тротуару.
Я просыпаюсь, и в горле у меня клокочет вопль, рискуя вот-вот вырваться наружу. Я кашляю, пытаясь его подавить. Потом сажусь в постели, укоризненно глядя на Джорджа из окна.
– Обидно, между прочим, – говорю я.
Мои слова еще не успевают затихнуть, когда я слышу что-то еще.
Какой-то шум.
Снизу.
Я даже не уверена, что действительно слышала его. Это скорее ощущение, чем звук. Необъяснимое чувство, что я не одна. Если бы меня попросили его описать, я бы не смогла. Это звук, который невозможно определить. Не шаги. Не стук. Даже не шорох, хотя это описание кажется наиболее подходящим.
Движение.
Вот на что это похоже.
Что-то движется, издавая легчайшее призрачное шуршание.
Я встаю с постели и подкрадываюсь к ступеням, перегибаясь через перила, чтобы расслышать получше. Звук не повторяется. Но странное чувство не отпускает меня. В квартире есть кто-то еще.
Возможно, это Лесли Эвелин пришла убедиться, что я соблюдаю правила. Наверняка у нее есть запасной комплект ключей. Я раздраженно накидываю свой старый махровый халат и спускаюсь по лестнице. Лесли ни слова не сказала ни про какие проверки. Я бы ни за что на это не согласилась.
А, кого я обманываю: на что бы только я ни согласилась за двенадцать штук.
Тем не менее квартира оказывается пуста. Входная дверь заперта на замок и на щеколду, цепочка тоже на месте. Странный звук и чье-то присутствие были плодами моего разыгравшегося воображения. Продолжением ночного кошмара.
Я отправляюсь на кухню заварить себе кофе – усталая, но слишком разнервничавшаяся, чтобы снова уснуть. Кофеварка здесь так сложно устроена, что у меня уходит несколько минут на то, чтобы ее включить. К тому моменту, как начинает завариваться кофе, мое тело успевает истосковаться по кофеину.
Пока кофеварка работает, я возвращаюсь наверх, чтобы принять душ и смыть воспоминания о кошмаре. Боже, какой странный ужасный сон.
Конечно, это не первый мой кошмар. После гибели родителей мне все время снились страшные сны. Горящие кровати, густой дым, внутренности, почерневшие от болезни. Иногда Хлое приходилось меня расталкивать, чтобы я не перебудила все общежитие своими криками. Но ни один сон не казался таким реальным. Будто, если я выгляну в окно, то увижу родителей, озаряющих своим свечением Боу Бридж.
Так что я все утро напролет смотрю на часы.
На электронный будильник в спальне, пока одеваюсь.
На часы на микроволновке, пока наливаю в чашку наконец-то заварившийся кофе.
На напольные часы в гостиной, где я сижу с чашкой, подсчитывая глаза на обоях. Я успеваю насчитать шестьдесят четыре пары, когда часы отбивают время. На меня накатывает отчаяние. Всего лишь девять утра.