Запросы плоти. Еда и секс в жизни людей

Будущие проститутки продавались бедствующими родителями в возрасте 6–7 лет. Работорговля в Японии была запрещена, поэтому заключался контракт сроком на десять лет. На самом деле, девочка становилась собственностью владельца публичного дома. Уже к моменту прихода в публичный дом на ней лежал долг за деньги, полученные родителями. Долг увеличивался с каждым зернышком съеденного риса и куском шелка для кимоно. Когда девочка подрастала, долг достигал таких размеров, что не было никакой возможности его отработать. Сначала девочки работали прислугой, затем служительницами куртизанок. Куртизанки учили их как себя вести, каллиграфии, чайной церемонии, музыке и уловкам по обольщению мужчин. В 13–14 лет девочек лишали невинности. Обряд назывался мидзуагэ: девочку церемониально дефлорировал уважаемый клиент, который щедро за это платил. Если девушка была очень хороша собой, она становилась коси – куртизанкой второго ранга (из немногих коси вырастали куртизанки первого ранга – тайю). Остальные становились юдзё низшего разряда, чей удел сидеть за решетками веранд чайных, ожидая клиента.

Договоры с юдзё клиенты заключали в публичных домах, но «обслуживали» их в чайных, которых в одном Ёсивара было 400. Надо сказать, что постоянные посетители большую часть времени проводили не в занятиях сексом, а в компании, где за чашкой сакэ шутили и беседовали всерьез, читали стихи, наслаждались искусством танцоров и музыкантов. Всего этого им не хватало дома и «веселые кварталы» стали не только физической, но духовной отдушиной для мужчин, уставших от монотонного распорядка общественной и семейной жизни. В период Эдо, при сёгунах Токугава, Япония наслаждалась миром и спокойствием, но за счет установления неподвижной социальной системы. Все было упорядочено, каждый закреплен на своем месте и не мог изменить судьбу. Особенно это касалось самураев, лишившихся любимого занятия – войны, возможности прославиться и продвинуться вверх. Еще хуже себя чувствовали купцы и торговцы; несмотря на богатства, им не позволяли подняться вверх по социальной лестнице. Оставалось одно – развлекаться, и «веселые кварталы» стали центром культурной жизни и искусства страны.

Искусство Плывущего мира

Во второй половине XVII века пришло осознание, что «веселые кварталы» не просто Ивовый мир, т. е. мир проституток, но текучий, плывущий мир. В этом мире радость наслаждения оттенялась буддистским пониманием, что все земное преходяще и иллюзорно. Но люди Плывущего мира

хотели поймать свой миг счастья, о чем пели чаровницы «веселых кварталов»:

«Пусть в ином перерожденьеБуду я иной,А сейчас любовь земнаяВластна надо мной.

Что мне проку от учений,Данных на века,Если жизнь моя – росинкаВ чашечке вьюнка!..»[196]

Буддийский термин укиё,

означающий «горестный», «быстротечный» мир, приобрел в «веселых кварталах» смысл плывущего, меняющегося мира наслаждений. Понятие укиё впервые переосмыслил Асаи Рёи в «Повести об изменчивом мире» – «Укиё моногатари» (1661). Герой повести, любитель наслаждений, живет по законам «изменчивого мира», «сладко покачиваясь на волнах неведомого, точно тыква на воде». Философия и эстетика «изменчивого мира» получила развитие в романе Ихара Сайкаку «Мужчина, несравненный в любовной страсти» (1682). Роман повествует о любовных приключениях горожанина по имени Ёноскэ (букв. «человек изменчивого мира»). «К пятидесяти четырем годам он познал любовь 3742 женщин и 725 юношей». Правда, к шестидесяти Ёноскэ сдал: «Годы любовных утех истощили его силы. … Без палки из тутового дерева ходить ему было так же трудно, как трудно ехать телеге на шатких колесах. Да и на ухо он сделался туговат. … Изменчивый мир! И верно, ничто так не меняется, как жизнь человека…».[197] Но Ёноскэ не унывает: он покупает корабль, называет «Кораблем Сладострастия» и отплывает на Остров Женщин, где островитянки «сами налетают на мужчин». Жизнь прошла, но Ёноскэ остался верным радостям Плывущего мира.