Заре навстречу

Острый приступ злости заставил Рысьева застонать. Затем он попытался успокоить себя такими рассуждениями:

«Но если бы на месте Стефанского оказался другой, я теперь валялся бы продырявленный… Хоть он и взял эту проклятую подписку, но, в общем, поступил гуманно… И подписку бы не взял, если бы не тот плешивый черт!»

Рысьев зажмурился от отвращения и, перевернувшись на бок, подпер голову кулаком.

«Что я так терзаюсь? Отчего? Что особенного случилось? Рассказал об отряде и о смежных частях? Но что значит „рассказал“? Только подтвердил и уточнил сведения, которыми они располагали… И нечего об этом думать и переживать… Сделано — и все!.. Зато я жив, Августа в безопасности, Кира… Подписка? А кто о ней узнает? Итак, все идет ладно, идет даже лучше, чем шло! И нечего распускаться. Надо встать, идти до первого селения, изобразить бежавшего из плена…»

«Нет, стоп! Скажу „из плена“ — и тут не оберешься подозрений. Итак, что же со мною было?.. Ага! Мы дошли… нет, мы на подходе к Лузино столкнулись с вражеской разведкой. Схватились врукопашную. Бойцы убиты, я контужен, лежу без сознания, принят за мертвого. Это более складно… Очнулся — долго не мог ориентироваться. Попробуйте расследуйте, если сумеете вести следствие на вражеской территории! Я ползу к своим, но в это время… Конечно, Стефанский моргать не будет, он нападет на отряд врасплох. Если кто и уцелеет, вынуждены будут прятаться по лесам. И я… надо примкнуть к уцелевшим… и уцелеть самому во время боя…»

Рысьев сел, достав из внутреннего кармана расколотое зеркальце. Один глаз у него подпух, на скуле темнел синяк. На лбу за одну эту ночь прорезались морщины. А волосы…

— Тьфу, наваждение!

Волосы его, пронизанные солнцем, казалось, налились кровью и дыбом стояли над бледным лбом.

«Слабонервный подумал бы, что это кровь… Илья! Ах, жаль Илью! Погиб человек! Жестокая штука — жизнь!» Рысьев поднялся. С мрачным спокойствием стал соображать, куда ему идти.

По его расчетам, он был далеко в тылу, в стороне от Коммунистического отряда, преданного им на разгром. Он решил добраться до следующей станции, предъявить документы и на попутных поездах догонять Чекарева. Чтобы выполнить задание своих новых «хозяев», он должен занять свое прежнее место.

«Ну там видно будет, выполню или нет…»

Толкачев отправил людей в разведку, чтобы установить связь со смежными частями. Утром, когда взошло солнце, так и не дождавшись связных и разведчиков, он оставил заслон в сто пятьдесят человек и отправился с отрядом на следующую станцию, чтобы снестись по телеграфу со штабом фронта. Он велел ждать приказаний и отходить только в случае явного превосходства противника.

Получив приказ выставить секрет у тракта, идущего на Лосев, Илья разбил бойцов на три поста.

Ночь медленно текла…

Время от времени Илья проходил по лесу, проверял посты.

Торжественная тишина леса, его густой аромат, стоявший в неподвижном воздухе, успокаивали напряженные нервы, навевали сон. Были моменты, когда Илья чувствовал, что засыпает на ходу.

Наконец рассвело. Солнце хлынуло на вершины кустов, среди которых текла шумная речушка. Все здесь заросло вербой, смородинником, кипреем, белым, легким, как пена, лабазником. На поляне у опушки леса вперебой трещали кузнечики, а в кустах пели, чирикали, щебетали птицы.

«Какой мир, покой, какой целебный воздух!»

Илья снова проверил посты и остановился, глядя на пустынный Лосевский тракт, откуда всю ночь ждал появления кавалерийского отряда.

Вдруг один из бойцов указал в глубину соснового бора, где два незнакомых красноармейца собирали землянику в фуражки.

— Задержать! — жестом приказал Илья.

«Ягодников» — это, несомненно, были вражеские разведчики — отправили к командиру заслона, в выемку.

Близился полдень.

Все словно вымерло, и тишина эта угнетала, тревожила Илью.

Беспокоило отсутствие Лосевского отряда.

Если б знал Илья о предательстве Рысьева! О том, что Лосевский отряд разбит еще ночью за десять километров до этого места, что ординарец Толкачева схвачен, убит, а связные в плену, переносят тяжелые пытки.

Но он даже предполагать не мог измены… и хотя тревожился, терпеливо ждал.

Явилась смена, и Илья с бойцами пошел к лагерю, удобно расположившемуся в небольшой низинке.

Свободные от несения службы бойцы сидели и лежали на разостланных шинелях и на траве, нагретой солнцем. Было очень жарко. У бочонка с водой скопилась очередь. «Ягодники», задержанные Ильей, сидели поодаль связанные. Их караулил молодой боец Иван Брусницын.

Командир подошел к Илье и заговорил вполголоса:

— Беспокоит меня, товарищ Светлаков…

Он не договорил… Без крика, без команды из леса началась стрельба, показались белогвардейские солдаты.

— К оружию! К оружию! — раздалась команда.

Отряд отстреливался, но видно было, что силы неравны.

«Надо отступать!» — подумал Илья, услышав пронзительный паровозный гудок со стороны Лузино… И тогда командир приказал отступать. Отстреливаясь, бойцы начали отходить. Илья приподнялся… и вдруг его будто стукнуло палкой по голове.