Заря Айваза. Путь к осознанности

Стоян Филипович также пытался вернуть своего расточительного приятеля на правильный путь. Я понимал, что не должен был разговаривать с ним в такой форме, но жажда облегчить свою ношу оказалась сильнее. Он с нетерпением выслушивал мои жалобы, ожидая того момента, когда я сделаю паузу, чтобы предложить мне решение:

— Слушай, — сказал он, многозначительно склонившись надо мной, — все, что произошло, — произошло. Даже сейчас еще не поздно, чтобы сфокусироваться на реальных вещах. Сходи в университетскую библиотеку и просмотри журналы, напечатанные за последнюю пару лет. Журналы, журналы, журналы, там представлена современная наука. То, что сейчас актуально. Возьми тему и принимайся за работу. Я уверен, что ты смог бы издать что-то серьезное.

Видя мое выражение лица, он добавил:

— Хорошо, ты мог бы продолжить разбираться в книгах для собственных нужд, никто не будет возражать по этому поводу, хотя ты и понимаешь, что именно эти дела

и довели тебя до такого состояния, однако серьезная наука есть серьезная наука, ты согласишься со мной.

У меня не было сил спорить с ним, препираться, убеждать его в том, что я был бы все равно несчастлив, даже если бы публиковал статьи в научных журналах, которые большинство из моих коллег не поймет, да и не прочитает в любом случае. Это было бессмысленно, для него не было иного мира, кроме мира Платона, артефактов, раскопок и надгробных плит, которым по две тысячи лет, он искренне расстраивался, когда его, хоть и на короткий срок, но выводили за пределы этого мира.

— Стоян, — сказал я расстроенным голосом, — разве мне нужно писать по полгода какую-нибудь статью из серии: «Влияние непрямых чувственных наблюдений на самовосприятие учеников средних школ?»

Оскорбленный, он откинулся назад, словно противостоял наркоману, который не реагировал на соответствующую терапию.

— Как пожелаешь, но я вижу, что ты довел себя до такого состояния по той причине, что не имел дела с такими вопросами. То, о чем ты говоришь, найти истинного себя и так далее… ну, великим умам в истории человечества не удалось найти ответ на эти вопросы. Более того, ты ищешь ответы точно не там — среди потерянных людей, невротиков, избегающих реальности… Прости, но я должен рассказать тебе о переживаниях Шопенгауэра, о том, что я прочитал пару дней тому назад… Хорошо?

Я равнодушно пожал плечами:

— Ну, если тебе больше нечем заняться…

— Шопенгауэр — великолепный философ, ты согласишься со мной, и однажды он прогуливался по парку, глубоко погрузившись в свои мысли. Он по неосторожности сошел с тропинки и пошел по аккуратно выстриженному газону. Работник парка, по-немецки серьезно относящийся к своей работе, с криками ринулся к нему: «Мужчина, вы идете по траве. Кем вы себя возомнили?» Шопенгауэр, отстранившись от мыслей, печально ответил: «Если бы я только знал»… — Стоян посмотрел на меня многозначительным взглядом и подытожил: — Шопенгауэр не знал этого, а ты думал, что проведенные среди неудачников годы помогут тебе найти ответ на этот вопрос.

— Сократа считали бездельником и развратителем молодежи. Теперь ты говоришь студентам, что он был человеком выдающегося ума. А ведь он первый сказал: «Человек, познай себя».

— Мой дорогой друг. Сравнивать Сократа с никчемными неудачниками… Бессмысленно говорить с тобою об этом. Скажу тебе в последний раз — принимайся за серьезную работу. Просмотри журналы, психологические анналы, найди тему и заставь себя заняться серьезной работой.

С меня было достаточно его советов и того подхода к жизни, где читают сотню книг, а затем пишут сто первую, в которой о жизни известно все, кроме ее самой, где себя самого уж точно никогда не найти.

— Стоян, — сказал я, пытаясь говорить цинично, — может, «аннально» как раз и для тебя, вот и пользуйся таким способом. Я предпочитаю «орально».

Он знал, как держать себя в руках. После моих слов он отступил назад, словно уворачивался от плевка, и, немного пораздумав, примирительно сказал:

— Сейчас ты чрезмерно чувствителен, и я, очевидно, подошел к тебе не с той стороны. Я бы хотел помочь тебе. Я не психоаналитик, но по психологии личности написано много работ. Они, безусловно, описывают состояние, в котором ты находишься.

Я сожалел по поводу сказанной мной грубости. Он ведь действительно хотел мне помочь…

— Спасибо за терпение, старина. Я куда больше размышляю над сутью своей проблемы, чем описано во всех этих книгах. Эти одеревенелые дисциплины, которые ты называешь настоящей наукой, сделают все что угодно, лишь бы избежать истины. В университете я изучал переживания других людей — людей, переживания которых были сведены до пересказывания переживаний третьих людей, да и те уже слишком много и часто пересказывались.

— Ты не прав, мой друг! Взбираясь на плечи друг другу, мы тем самым развиваем науку. Что еще более ценно?