Заря приходит из небесных глубин

Дни Антеора оказались краткими, самое большее неделя.

23 августа было объявлено о германо-советском пакте, подписанном Риббентропом и Молотовым. Сталин, который еще прошлым летом был бы на нашей стороне, счел Запад слабым. Гитлер угрожал Польше; Сталин получал с этого свою долю. Все было сыграно; мы слишком долго отступали перед неизбежным. Стало очевидно, что, как только Польша будет захвачена, объявления войны уже нельзя будет избежать.

Тревога хватала французов за горло.

Правительство давало им инструкции по «пассивной обороне». Пассивная оборона! Сознавал ли хоть кто-нибудь, насколько трагично, безнадежно и постыдно было это распоряжение, словно резюмировавшее моральное состояние страны?

Рекомендовали наклеивать на оконные стекла бумажные полосы и упражняться в спуске в убежища. Автомобильные фары надлежало закрасить синим цветом, оставив всего лишь узкую щель для луча света. Вскоре населению начнут раздавать противогазы в серых цилиндрических футлярах, которые каждый будет носить на плече. О, в эти противогазы, которые так и не пригодятся, промышленность вкладывала сил больше, чем в производство боевых танков!

Ожидая со дня на день приказа о всеобщей мобилизации, люди упрямо твердили: «Это невозможно, все уладится…» Ах, как они хотели и дальше оставаться «пассивными»!

Тем не менее надо было срочно возвращаться домой, и отпускники ринулись к переполненным поездам.

Наше возвращение из Антеора произошло при самых странных обстоятельствах.

У Жермены Саблон, как я сказал, был брат, артистический директор оперы Монте-Карло. Однако власти Монте-Карло, опасаясь нападения итальянской армии, решили поместить в надежное место — в сейфы парижских банков — казну княжества и «Общества морских купаний», получавшего главный доход от игры. И именно Марселю Саблону, человеку честному, жизнерадостному и организованному, доверили осуществить перевозку сокровищ по дорогам, на автомобилях. «Я вас заберу по пути», — предложил он своей сестре.

Это была длинная колонна, состоявшая из седанов и разношерстных, либо просто закрытых брезентом, либо запертых на замок грузовиков, доверху набитых золотыми слитками, биржевыми акциями, а также произведениями искусства и драгоценностями, которые оставляли в залог продувшиеся игроки. 25 августа в конце дня, двигаясь вдоль побережья, эта колонна остановилась около виадука.

Как я могу быть настолько уверен в дате? Это просто маленькое чудо, что за все бурные годы уцелели мои записные книжки — Ариаднина нить моей памяти. День, место, имя записаны карандашом — бледные, но еще вполне разборчивые пометки… и пейзажи, сцены вновь оживают во мне.

Оживает и субъект, который вел головную машину, где я помешался, — большой американский автомобиль, верх тогдашнего шика, вернее, роскоши предшествующих лет.

Почему я не списал с него если не характер, то хотя бы силуэт для какого-нибудь романа?

Он носил прекрасный и вполне настоящий титул, прекрасное имя, хоть и не прославленное, но достаточно звучное, чтобы свидетельствовать о его древности. Долговязая фигура, орлиный профиль, голос любезный и уверенный; возраст средний, более склонявшийся к пожилому. Классический тип аристократа, но доведенный до штампа. Костюм от очень хорошего портного, приемлемо поношенный. Он вел автомобиль в перчатках.

Жена была моложе ею — высокая, белокурая и красивая, происхождения менее определенного. Акцент указывал на Центральную Европу. Была ли она благородным обломком какой-нибудь революции или же он выудил ее, пленившись наружностью, в каком-нибудь ночном заведении? Может, и то и другое. Беседе, которую она считала себя обязанной поддерживать, не хватало естественности и умения.

Почему этому дворянину доверили возглавлять колонну, в то время как Саблон, в более скромной машине, отвел себе место замыкающего? Его представительность наверняка могла внушить жандармам некоторое почтение. Но занимал ли он какую-нибудь должность в «Обществе морских купаний», был ли одним из его администраторов?