Зарождение добровольческой армии

Нет, не преступление то, что мы делаем, а осуществление гражданского долга. Мы, рискнувшие на этот шаг, совершаем его во имя тех целей, которые надо достигнуть во что бы то ни стало. Я не стану вас призывать проливать свою и чужую кровь, но, когда приходят чужие и отнимают у нас Ростов, я заявляю: не боюсь я этой крови, ибо на ней строится великое будущее, так как пришел смертный час, а мы и Россия еще не хотим умирать…»

Перед тем, как сделать первый шаг и поднять знамя вооруженной борьбы с большевиками, правительство генерала Каледина искало путей соглашения… «Страшно пролить первую кровь»… Не мечом, а миром хотело оно разрешить наболевшие вопросы, но мира не было: «революционная демократия» не хотела пойти на уступки. Дело шло к кровавой развязке: со всех сторон над свободным Доном собирались черные тучи. Крыленко объявил правительство Каледина «вне закона», большевики изощрялись изображать Дон в образе контрреволюционной «Вандеи», стремящейся восстановить «старый режим» – хороша Вандея без вандейцев! Шел постыдный торг с украинским военным министром Петлюрой о пропуске советских войск на Дон. В Ростов прибыло несколько тралеров Черноморского флота. Ростовские большевики, опираясь на черноморских матросов, потребовали от правительства Каледина передать им власть.

И свершилось то, чего не хотел атаман Каледин… О том, как началась на Дону борьба с большевиками, свидетельствуют слова атамана: «Когда генерал Потоцкий (генерал Потоцкий был командующим войсками Ростовского военного округа. – Н.М.) получил сведения, что готовится ночью арест всех общественных деятелей, он решил ответить на удар контрударом: арестовать Военно-революционный комитет. Выступление с обеих сторон произошло почти одновременно. Кто сделал первый выстрел – установить трудно. Первая жертва была с нашей стороны: был убит поручик Фесенко, первым вошедший в помещение Военно-революционного комитета».

Жребий был брошен, «Рубикон» перейден… Когда атаман Каледин «перешел Рубикон», оказалось, что переходить было не с кем, ибо трудно было собрать воедино митингующие войска… фронтовики торговались, спорили, выступать или нет…

Кое-как был сбит отряд из молодежи. С горечью отмечал атаман в своем докладе:

«…Сначала Ростовский гарнизон держался хорошо, но в конце концов сдался… Приходилось составлять отряды из кусков, вырванных из различных частей… После 28 ноября произошел перелом, но так как в нашем распоряжении находились силы небольшие, а у противника были пулеметы, то во избежание лишних потерь приходилось действовать только наверняка».

И дальше докладывал атаман:

«…У генерала Назарова была артиллерия, что помогло обойтись без лишних жертв. Три батареи пошли сразу, а две пришлось подтягивать с трудом. К 28 ноября подготовка была закончена. Наши части были разбиты на три колонны. Первую колонну составлял отряд полковника Кучерова, в состав которого входили юнкера и курсисты. Вторую – отряд полковника Богаевского, третью – конный отряд генерала Краснова – у него собралось около одиннадцати сотен небольшого, конечно, состава. Эти три колонны двинулись одновременно на Ростов с трех сторон».

После артиллерийской подготовки ловким стратегическим маневром, неожиданным для большевиков, Ростов был взяв войсками Каледина. Большевики бежали в панике, бросая оружие, спасаясь на тралеры. Первым, конечно, бежал Военно-революционный комитет в полном составе. Атаман Каледин, который действовал наверняка, стараясь избежать лишних жертв, победоносно вошел в город при всеобщем ликовании, но победа не радовала его. Лицо у атамана было грустное, брови сурово сдвинуты, на сердце лежала тяжелая скорбь – и тот, кто видел тогда атамана, понимал, что молчаливый Каледин переживал тяжелую трагедию. Ему пришлось все-таки пролить братскую кровь, но, как человек долга, он исполнял свои обязанности…

Счастье Дона – превыше всего. Наступая на Ростов, он, как всегда, опустив голову, шел впереди цепи, ежеминутно рискуя быть сраженным пулей, но, не заботясь об этом, шел и думал и о тех, с кем сражался: «Страшно пролить кровь, надо действовать так, чтобы меньше было жертв…»

Но жертвы были, кровь пролита – и тяжело было на сердце атамана..

* * *

Я помню, как А.М. Каледин после разоружения враждебного пехотного полка медленно проезжал в автомобиле по Большой Садовой. Улица была запружена ликующим народом. Автомобиль с трудом продвигался вперед. Атаман, не обращая никакого внимания на то, что делалось кругом, сидел не двигаясь, погрузившись в мрачные думы. Толпа задержала автомобиль, устроив атаману овацию. Аплодисменты, крики «ура!», цветы… По приказанию атамана, шофер остановил автомобиль. Каледин сделал властный жест рукой – толпа замолчала.

– Мне не нужно устраивать оваций, – сказал атаман, напрягая голос так, чтобы все его слышали. – Я не герой, и мой приход не праздник. Не счастливым победителем я въезжаю в ваш город… Была пролита кровь, и радоваться нечему. Мне тяжело. Я исполняю свой гражданский долг… – И тихо добавил: – Овации мне не нужны…