Зарождение добровольческой армии

От Гучкова вернулась домой. Опять старались домашние уговорить меня бросить рискованную мою работу. Застала у себя офицеров из команды выздоравливающих. Были два брата поручики Треза (один впоследствии на Дону расстрелян большевиками). Пришли, наконец, какие-то дамы, просившие спасти 15 юнкеров, которые прячутся в Павловской слободке и хотели бы на Дон. Одна из них бросилась передо мной на колени, прося спасти ей последнего сына: и муж, и другой ее сын расстреляны. Я спросила несчастную мать, как попала она ко мне и обращалась ли в соответствующие организации? Она ответила, что всюду обращалась и всюду говорили, чтобы юнкера сами приехали, что послать на место никого нельзя. И еще требовали каких-то рекомендаций. А пока что мальчиков могут каждую минуту расстрелять. «Знакомый офицер и направил меня к вам», – закончила она.

Горе матери было большое. В это время как раз пришел Андриенко. Я дала ему тысячу рублей, поручила отправиться в Павловскую слободку с нашими документами и объяснить юнкерам, как ехать, дав им хотя бы по 75 рублей. Матерям я дала по 150 рублей. Андриенко тотчас же простился. Я узнала позже, уже будучи на Дону, что юнкера спаслись.

Жена полковника Матвеева рассказала, как ночью ее с детьми выбросили из корпусной квартиры. Отправилась она к Н.И. Гучкову с просьбой устроить ее на время, хотя бы в сарае.

– Ну и что же Гучков? – полюбопытствовала я.

– Извинился, что места нет. А я, просидев до утра на улице, детей отвезла к одним знакомым на дачу в Ново-Георгиевск, сама же легла в больницу после неудачных родов.

Отъезд наш был назначен на 2 декабря. Андриенко сказал мне, что в одиночку поедет на Дон человек 40, а с нами оказалась команда до 60 человек. Мы прекрасно понимали, что ни муки не получим, ни мануфактуры не вывезем, – лишь бы людей вывезти! Пришел ко мне какой-то полковник, начальник штаба Корнилова во время войны, принес важные бумаги для передачи Корнилову.

Утром 2 декабря я отправилась к Когану. Он, видимо, всей душой хотел помочь моей работе, но многого уже не мог сделать. От него я получила еще 7000 рублей.

Затем я поехала к Родченко, давшей мне тысячу рублей, от Родченко – к Гучкову, не давшему ни копейки, но зато попросившему меня препроводить его брату, в Кисловодск, и другим деятелям множество «важных» пакетов, запечатанных множеством печатей. Гучков говорил, что доставка этих пакетов важнее доставки офицеров… Он добавил, что Россия не забудет моей работы, хотя я и полька и т. д.

* * *

2 декабря, в 9 часов вечера, вооруженные новыми сопроводительными бумагами, мы уехали на Дон, забрав команду в 70 человек. Дорога на этот раз была невыносимо тяжела. Нам дали всего один товарный вагон, так что некоторым из нас пришлось разместиться в других вагонах. По всему пути валялись трупы офицеров, а в Воронеже были даже трупы расстрелянных рабочих, сваленные около станции. В Воронеже и Лисках встретились нам наши солдаты, оставили им по 500 рублей на человека и комитетские бланки.

– Многих из офицеров мы выручили, – рассказывали они.

Я знала, что это правда. Немало встретила я офицеров, пробравшихся в Новочеркасск только благодаря помощи этих солдат. Да и генерал Эрдели говорил мне, что офицеры рассказывали о каких-то таинственных солдатах, помогавших офицерам на станциях.

В Новочеркасск мы прибыли только 6 декабря. Наша команда ушла частью в казармы Корниловского полка, частью – в Георгиевский полк, к Святополк-Мирскому, которого очень любили офицеры. Генерал Эрдели встретил меня, как всегда, радушно и сообщил, что несколько раз звонил М.П. Богаевский, спрашивал, когда я приеду, и просил сейчас же по приезде к нему.

– А как у вас дела?

– Плохо. Вот видите этот столб, – показал генерал в окно на телеграфный столб перед домом. – Боюсь, как бы на этом столбе не висеть вашему покорному слуге…

Я поняла, что на Дону творится неладное.

– Должен огорчить вас, Марья Антоновна, – закончил Эрдели, – многие из ваших офицеров убиты под Ростовом. Молодцы, дрались как герои.

Нервы не выдержали, я разрыдалась. Успокоившись немного, я спросила по телефону – у себя ли М.П. Богаевский, и пошла во дворец.

– Плохи дела, – печально сказал Богаевский. – Большевизм все усиливается, и не только на казачьих низах – неблагополучно уже и наверху… Сейчас будет Каледин. Вам, вероятно, придется съездить к Дутову – передать очень важные документы.

– Не знаю, смогу ли по нынешним временам пробраться к Дутову. Если и доеду, как вернуться?..

Ждать пришлось около часу. Каледин ласково обратился ко мне:

– Что же долго не было вас видно?

– Я несколько раз приезжала в Новочеркасск, но не решалась вас тревожить.

– Напрасно, всегда рад… – И тут же сказал о своем намерении послать меня к Дутову с важными сведениями: – Вы передадите ему на словах, что радиотелеграфный аппарат послан ему вчера, и такой силы, чтобы установить связь Оренбурга с Доном. Вы скажете также, что я возлагаю большие надежды на союз Украины с Доном, они должны объединиться и общими силами ударить на большевиков…

Но мне совсем не хотелось ехать.