Зарождение добровольческой армии

7 ноября вечером собираемся на Николаевском вокзале. Вид у нас революционный: бушлат нараспашку, фуражка на затылке, карманы полны семечек. Расталкивая толпу, занимаем купе 2–го класса. Лексикон соответствующий. Ни одному штатскому не пришла бы в голову мысль устроиться в купе с такой красой русской революции. «Товарищей» в купе тоже не пускаем. Едем ввосьмером с большим комфортом.

На каждой остановке контроль — поиски офицеров и «юнкерей». Нас оставляют в покое, даже документов ни разу не спросили. В соседнем купе тихохонько едут какие‑то очень прилично одетые солдаты, но без погон и поясов.

Благополучно проезжаем Москву, где только что окончились бои. После Москвы та же картина: контроль, обыски. Ругань такая, что даже наш лексикон — детский лепет. Незадолго до Харькова картина начинает меняться — солдатня подтягивается, на станциях появляются бабы с жареной птицей, белым хлебом и мальчишки с пакетами неизвестных нам папирос.

Харьков. На перроне спокойно разгуливают офицеры, солдаты с погонами и подпоясанные. Чудеса! Вытаскиваем глубоко запрятанные погоны, нацепляем их двойными булавками, меняем ленточки на фуражках и в таком виде появляемся в коридоре, где натыкаемся на наших соседей — юнкеров Михайловского артиллерийского училища, в погонах и с поясами. Путь держат туда же, что и мы. От Харькова едем уже одной компанией. Оказалось, что они очень побаивались соседства с нами, — значит, вели мы себя подобающе. Едем от той же организации — Союза офицеров казачьих войск. Должны явиться в Новочеркасске в войсковой штаб за инструкциями. В Петербурге нам дали какой‑то совершенно фантастический пароль — сейчас его не помню.

В Ростове порядок образцовый. Пришлось даже купить билеты до Новочеркасска.

Новочеркасск. Первого встречаем нашего однокашника, барона Ивана Черкасова, приехавшего накануне и дежурившего теперь на вокзале, чтобы направлять приезжающих на Барочную улицу, № 38.

Усаживаемся на извозчиков и медленно поднимаемся в гору. Проезжаем площадь. На ней — величественный собор. В тот момент и не думали, что через несколько дней в нем будут отпевать первые жертвы Белого движения.

На Барочной являемся дежурному офицеру. Офицер как офицер: широкая гимнастерка, револьвер, перчатки, погоны прапорщика. Рапортуем: «Господин прапорщик, кадет такой‑то является по случаю прибытия в распоряжение…», а кого — неизвестно. Рапорт принимается стоя, очень серьезно. Потом прапорщик улыбается: «Очень рада». И тут же поправляется: «Очень рад. Устраивайтесь вот в этой комнате, как хотите, коек свободных еще много». Дежурным офицером оказалась баронесса Боде, только что окончившая Александровское военное училище. В Корниловском походе она была убита в конной атаке. Таких прапорщиков у нас оказалось несколько. Все они проявили необыкновенную доблесть и мужество. Не могу не выразить здесь моего преклонения перед этими чудными светлыми русскими девушками.

Еще в этот вечер вся будущая Добровольческая армия уместилась для ужина за одним длинным столом. Но уже со следующего дня приток приезжающих начал сильно увеличиваться. Появились юнкера почти всех военных училищ и кадеты многих корпусов, особенно Орловского, Одесского и Московских. Приехал в очень элегантном синем костюме штабс–капитан л.‑гв. Измайловского полка В. Д. Парфенов.

Таким образом, через два–три дня собралось около 250 человек кадет и юнкеров, и на Барочной стало тесно. Нас перевели на Грушевскую улицу, в бараки запасного госпиталя. Разбили на две роты: 1–я юнкерская и 2–я кадетская, в последнюю четвертым взводом вошли все моряки. Была создана первая часть будущей Добровольческой армии, Особый юнкерский батальон. Командиром его назначен был штабс–капитан Парфенов, 1–й роты — ротмистр Скасырский, 2–й роты — л.‑гв. Волынского полка штабс–капитан Мезерницкий. Нашим взводным командиром стал поручик Зотов, а взводным унтер–офицером — Отдельных гардемаринских классов старший гардемарин Дьяков. [288]

Сразу же начались занятия. Нам дали инструкторами юнкеров пехотных училищ, которые и стали нас обучать стрелковому делу. Целыми днями разбирали и собирали выданные нам драгунские винтовки. Рассыпались в цепь и снова строились — повзводно, поротно и батальоном. После 4—5 дней такого режима мы стали походить на настоящую стрелковую часть. Тут же вскоре появилась возможность проверить нашу подготовку. В пригороде Новочеркасска — Хатунке стоял 273–й запасный пехотный полк, разнузданный и совершенно распропагандированный. На предложение казачьих властей сдать оружие солдаты отказались. Были тогда выставлены на бугре две казачьи пушки, а нашему батальону было приказано цепями окружить Хатунок. Завидев пушки и надвигающуюся на них цепь, доблестные «товарищи» начали тащить из всех бараков винтовки, пулеметы, патронные ящики и складывать их на площади. Так что, когда мы вошли без единого выстрела в Хатунок, полк в 2500—3000 человек был уже совершенно разоружен.