Зарождение войны. Борьба прогрессивных сил за сохранение мира.

Подобная картина наблюдалась и в других капиталистических странах. Даже по официальным данным, ежегодные расходы военного министерства США за первые три послевоенных года в среднем превосходили довоенный уровень более чем в 19 раз[70]. Справедливо писала тогда газета «Нью-Йорк уорлд»: «Соединенные Штаты тратят больше на подготовку к будущим войнам, чем любое другое государство в мире. Бессмысленно говорить об экономии в расходах федерального правительства, если будет продолжаться это бессмысленное расточительство»[71].

Военные учения в Нью-Йорке. Самолеты ставят дымовую завесу. 1930 г.

Военные бюджеты всех главнейших капиталистических стран в совокупности (без Германии) возросли с 1912 г. по 1924/25 г. на 1 442 млн. рублей[72]. Военные расходы на душу населения в середине 20-х годов составляли (в долларах): в США — 5,7, Франции — 8,7 (для сравнения отметим, что в СССР — 1,5).

Бурный рост прямых военных расходов продолжался и во второй половине 20-х годов. По данным Лиги наций, расходы Франции на содержание сухопутной армии, воздушных и военно-морских сил возросли с 5 543,6 млн. франков в 1925 г. до 11 599,7 млн. франков в 1930/31 г.[73]

Огромные суммы на подготовку войны привлекались и дополнительно. Так, в 1927/28 г. в связи с принятием законов «Об общей организации армии в мирное время», «О составе кадров и численности армии», «О комплектовании армии» и проведением других военных мероприятий было выделено дополнительно свыше 5 млрд. франков[74].

Увеличение расходов на вооружение не остановил даже мировой экономический кризис 1929–1933 г. По исчислениям берлинского конъюнктурного института, произведенным на основе военных бюджетов 53 стран, индекс мировой продукции (за 100 процентов взят уровень 1928 г.) составлял в 1913 г. — 54, в 1932 г. не превышал 56; в то же время индекс мировых расходов на производство вооружения вырос с 64 в 1913 г. до 107 в 1932 г.[75]

В росте вооружений в 20-е годы имелась определенная особенность: упор делался прежде всего на совершенствование оружия, военной техники и профессиональной подготовки личного состава, что обусловливалось появлением новых средств вооруженной борьбы.

Отмечая это стремление буржуазии, В. И. Ленин писал в 1920 г.: «…после великой империалистской бойни все правительства в мире стали бояться всенародной армии, открытой для крестьян и рабочих, стали переходить тайком ко всевозможным приемам подбора специально подобранных из буржуазии и специально снабженных особенно усовершенствованной техникой воинских частей»[76].

На обоснование именно такого курса были направлены и многие военные теории тех времен: теория «самостоятельной воздушной войны», «малых профессиональных армий», «механизированной», или «танковой» войны.

Заветную мечту эксплуататорских классов ярко выразил английский военный теоретик Фуллер: «…идеальная армия, к которой надо стремиться, это — не вооруженный народ, а один человек, притом не какой-нибудь сверхученый, но просто человек, способный нажать кнопку или вынуть пробку и тем привести в действие машины, изобретенные лучшими умами науки в мирное время»[77].

Наиболее дальновидные военные теоретики понимали всю неосуществимость подобных стремлений. Они вынуждены были считаться с реальным положением вещей и учитывать возрастающую роль человека в современных войнах. Бывший начальник генерального штаба французской армии генерал М. Дебенэ писал: «Нельзя забывать, что техника, приобретшая господство и ставшая богом войны, — эта техника сама по себе инертна. Каков бы ни был ее характер: пушки ли это, пулеметы, самолеты, танки, газы или другие смертоносные орудия, они приобретают ценность только в руках человека; поэтому первейшим требованием техники является требование… в людской силе»[78]

. Французскому генералу вторил австрийский — Эймансбергер: «И в будущем решающим фактором будет не машина, а человек, который ее применяет»[79].

Большинство военных деятелей капиталистических государств не только признавали решающую роль человека на войне, но и отвергали идею малой профессиональной армии, считая ее неспособной обеспечить защиту коренных интересов господствующих классов. Итальянский подполковник Р. Маретта в книге «Какой будет завтрашняя война?» писал: «Это безумие позволить ослепить себя призраком малой ударной армии»[80]. И правительства крупнейших империалистических держав, как правило, следовали курсу на сохранение и расширение массовых армий. В странах-победительницах и нейтральных странах в 1925 г. численность вооруженных сил почти на 1,2 млн. человек была больше, чем в 1913 г.[81] Мировая война закончена, Германия повергнута, а победители упорно увеличивают численность своих армий.