Читаем Зарубежный экран. Интервью полностью

Вероятно, это звучит претенциозно, но это правда. Я делаю фильмы, в которых хочу выразить себя. Но кино — это искусство для народа, для масс. Об этом нужно всегда помнить. Только раз я забыл, что фильм должен понравиться публике, — это была картина «Жюльетта, или Ключ к сновидениям». В ней речь шла о сне-предвестнике: юному герою не было счастья в реальном мире, и он искал забвения в мире грез. Мне картина нравилась, а публике нет. Всегда, когда имею возможность, с удовольствием показываю ее, и теперь она как будто начинает потихоньку завоевывать успех у молодежи. Но «Жюльетта, или Ключ к сновидениям» навсегда отучила меня делать то, что нравится только мне. Я всегда был демократом и, наверное, поэтому ненавижу слово «элита». От него за километр несет реакцией и консерватизмом. В глазах правящих классов «элитарность» определяется не умом, а принадлежностью к определенной категории представителей крупной буржуазии, которые будто бы только одни и способны оценить своеобразие произведения искусства, талант его создателя. Почти все мои фильмы чаще всего встречали более теплый прием у широкой публики, чем у «искушенных» зрителей. А такие картины, как «Набережная туманов», «Северный отель», «Дети райка», «Тереза Ракен», были неважно приняты критикой, которая тоже причисляет себя к элите. Нужно создавать фильмы для зрителей. Это не означает, что следует потакать отсталым вкусам, но, приучая публику к подлинной красоте, нельзя идти по этому пути слишком быстро.

К сожалению, сейчас у меня нет ни творческой независимости, ни средств для осуществления своих проектов. Хотел бы поставить фильм, сценарий которого написан пятнадцать лет назад по диалогам Жана Ануя, — о династии Валуа в XVI веке. Сам я написал научно-фантастический сценарий, но не в американской манере, а философского характера.

1969 г.

P. S. Марсель Карне был на VI Московском Международном кинофестивале. А на VII Международном кинофестивале показывался его новый фильм «Убийцы именем порядка». За этот фильм и за заслуги в развитии киноискусства режиссер был награжден призом Союза кинематографистов СССР. Картина продолжает то самое политическое направление во французском кино, о котором говорил режиссер в своем интервью. Она получила исключительно высокую оценку советской печати. Вот что написал о ней в «Известиях» (30 июля 1971 года) Р. Юренев:

«На первый взгляд обычный уголовный сюжет: следователь стараетсся раскрыть преступление, преступники обороняются. Но преступники эти — полицейские, и защищает их весь многосложный аппарат буржуазной юстиции: снисходительные сановники, велеречивые адвокаты, торжественный суд присяжных, общественное мнение сытых буржуа.

Арестовав по ложному подозрению неповинного человека, двое полицейских в кабинете инспектора и у него на глазах стараются силой вырвать признание и убивают свою жертву. Дело получает огласку, и судебный следователь, взявшийся за расследование, не заминает его, а пытается честно довести до конца.

В трактовке Карне и исполнении известного артиста и певца Жака Бреля следователь Левель заслуживает имени героя. Он мужественно отвергает и нажим сверху и попытки подкупа снизу. Он не отступает перед шантажом, перед угрозами сыну, возлюбленной. Он доводит дело до суда. И проигрывает. Убийцы оправданы, а он скомпрометирован и опозорен.

Но в том-то и сила фильма, что, показав беспомощность мужественного одиночки в борьбе против системы социальной несправедливости, он разоблачает эту систему, показывает ее жестокость и бесчеловечность. Герой проигрывает, выигрывает честное реалистическое искусство.

Нужно сказать, что в фильме нет былой поэтической вдохновенности Марселя Карне, очаровавшей зрителей «Набережной туманов», «Детей райка», «Вечерних посетителей». Режиссерская манера рациональна, суховата. Это делает заметными сюжетные упущения. Но не поэтичность и даже не движение сюжета интересуют Марселя Карне.

Он смело раздвигает рамки уголовной хроники, вводя образы протестующей молодежи, поддерживающей героя. Он применяет публицистические приемы, открыто говоря, что полицейский произвол и интервенция во Вьетнаме имеют общее происхождение. И в этом не только мудрость зрелого художника-реалиста — в этом его нестареющая вера в человечность и правду, в этом честность его общественной позиции».

Мишель Симон

В 1969 году семидесятичетырехлетний ветеран французского кино Мишель Симон, по прозвищу Мишель Великолепный, поднялся на сцену парижского мюзик-холла и хриплым старческим голосом исполнил несколько песенок времен своей молодости. Его слушали с нежностью, с улыбкой, потому что каждый зритель с детства привык к актеру, и провожали овацией. Ежедневно его выступление в «Олимпии» длилось двадцать минут.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное