Засекреченный полюс

Еще не соображая со сна, что случилось, мы стремглав выскочили из мешков, на ходу натягивая на себя брюки и свитера.

Если под палаткой прошла трещина, она может мигом разойтись, и тогда из нашего жилища быстро не выберешься. Протиснувшись через лаз, волоча за собой шубы, мы выползли на свет божий. Огляделись. В лагере царил полный покой. Даже не слышно было обычного потрескивания льда.

Из-за камбуза показался Петров - вахтенный.

- Вы что это ни свет ни заря поднялись? Бессонницей, что ли, мучаетесь? - спросил он, удивленно разглядывая наши полуодетые фигуры.

- Ваня, ты ничего не слышал? - сказал Дмитриев. - Кажется, льдина под нашей палаткой треснула.

- Это тебе со сна показалось. Никаких подвижек и в помине нет.

- Какое там показалось, если всю палатку затопило водой.

- Как затопило?

- Вот так и затопило. Наверное, под палаткой трещина прошла, - сказал Дмитриев и, повернувшись, нырнул в темноту тамбура.

Мы полезли за ним. Воды на полу прибавилось.

- Вот черт, все наши вещи намокли, - сказал Зяма, стараясь дотянуться до большого мешка с обмундированием, лежавшего на полу в ногах у кровати.

- Черт с ними с унтами, все равно они уже мокрые, - сказал Саша и смело шагнул вперед, разбрызгивая воду. Но мы с Зямой продолжали нерешительно топтаться на месте.

- Я сейчас вернусь, - вдруг сказал Гудкович, исчезая за пологом. Через несколько минут он появился вновь, волоча за собой пустые деревянные ящики. Мы последовали его примеру, и вскоре над водой поднялись импровизированные мостки.

- Никакая это не трещина, - уверенно сказал Петров, обмокнув палец в воду и попробовав ее на вкус. - Вода-то совершенно пресная. Если бы она поступала из трещины, она была бы соленой.

- И правда, она пресная, - подхватил Дмитриев, тоже успевший определить вкусовые качества воды.

- Эврика! - вдруг воскликнул Зяма. - Это все аэрологи виноваты. Когда лагерь переезжал, Канаки это место нашел и все расхваливал, какое оно ровное да удобное. А то, что под ним снежница может оказаться, он и не подумал. Вот теперь мы и отыгрываемся за его неосмотрительность. За эти месяцы на палатку снега столько навалило, что, видимо, тонкий ледок на снежнице треснул под ее тяжестью.

Пока мы охали и кляли непредусмотрительность аэрологов, вода продолжала прибывать, затапливая все вокруг.

- Не повезло вам, друзья, - сказал Петров озабоченно. - Пойду-ка я сообщу Михаилу. Пусть он решит, как вам быть дальше.

Вскоре он возвратился вместе с Сомовым. Михаил Михайлович первым делом попробовал воду на вкус и, убедившись, что она пресная, успокоился.

- Пожалуй, придется вам перебираться на время в другую палатку. Только вот в какую? Только одна комаровская мастерская свободна. Вот там и располагайтесь. Она, правда, поизносилась и там довольно прохладно, но уж потерпите малость. Обложите ее снежными кирпичами и грейте паяльной лампой. Только не забудьте дверь в вашей палатке пошире открыть. Пусть дед-мороз постарается. Думаю, за два-три дня все замерзнет и сможете вернуться к своим пенатам.

Захватив с собой все самое необходимое, мы поплелись в палатку-мастерскую. Вид у нее был аховый. В протершийся брезент просвечивали звезды. Снежная прокладка отсутствовала. Мы стояли посреди палатки, удрученно поглядывая друг на друга.

- Ну что, так и будем стучать зубами, - сказал, поеживаясь, Дмитриев, - берите лопаты и начнем утепляться.

Заготовив из ближайшего сугроба десятка три снежных блоков, мы тщательно обложили ими со всех сторон палатку, а тем временем Петров приволок несколько запасных оленьих шкур со склада, расстелил их на полу и зажег паяльную лампу.

- Ничего, не замерзнем, - убежденно сказал Гудкович, отогревая над лампой застывшие руки. - Теперь вся надежда на деда-мороза. Надеюсь, он не подведет.

- Сейчас приготовлю чайку, - сказал я, - и на покой. Похлебав наскоро чайку, мы, не снимая курток и свитеров, забрались с головой в спальные мешки. Петров пожелал нам приятных сновидений и, погасив лампу, пошел охранять лагерный покой. Под утро мне приснился страшный сон. Я готовлю обед и вдруг обнаруживаю, что со стола исчезло все мясо. Переполошившись, бегу на склад. Стеллаж пуст, куда-то подевались все оленьи туши. Только вроде бы одна торчит из-под снега. Я попытался выдернуть ее из сугроба, и тут она как зарычит и превращается в медведя. Хочу бежать, а ноги словно приросли к сугробу. Медведь бросился на меня и ухватил зубами за нос. Я вскрикнул и проснулся. В палатке - кромешная тьма. Сладко похрапывал Саша Дмитриев. Постанывал во сне Зяма. Но почему так сильно болит нос? "Неужели отморозил?" - мелькнула мысль, и я, нащупав рукой рукавицу, остервенело принялся тереть нос. Видимо, во сне я раскрылся и едва его не отморозил. И неудивительно: термометр, лежавший у изголовья, показывал минус тридцать пять. Обезопасив свой драгоценный нос, я снова забился с головой в мешок и вскоре задремал.

Утром, когда Петров просунул в палатку голову и гаркнул во весь голос "Подъем!", со всех коек раздались умоляющие голоса:

- Ванечка, милый, разведи "паялку".