Защита от дурака

— Нет — Дураку!

— В порошок Дурака!

— Ура семи условиям Победившего Разума!

— Ребенок! Спасите!

— Мы победили! Мы победим еще лучше!

— О, спасибо Разуму!

— Эй, что тут за дрянь мокрая под ногами?

Брид бьет кого-то наотмашь.

— Пробивайся сюда, — орет мне, — а не то хана. . . . .

. . . . . сидим в каком-то подъезде. Брид бинтует мне голову рукавом от своего комбинезона — оторвал.

— Легко отделались, — еще тяжело дыша, сбивчиво, приговаривает он. Снаружи после умеренной тишины — снова рев.

Жуть.

— Чего там еще? — содрогаюсь.

— Небось чучело Дурака сжигают.

Я выполз из подъезда. Отсюда виден приличный кусок площади перед Оплотом. Над толпами колышется многометровое чучело — лишь отдаленно формой напоминает агломерата. Оно вымазано черным и броско выделяется над серым морем толпы.

Крики сильнее. Президенты неистово у микрофона, стараясь перекричать толпу. Как будто сто ракет стартовали одновременно.

Метнулась вверх точка огня — и вся черная фигура сразу вспыхнула. Стартовали еще двести ракет, и еще двести. Я заткнул уши.

Фигура Дурака медленно горит, и стали вдруг заметны сгустившиеся сумерки.

Я зачарованно смотрю на языки пламени.

Я хочу, как можно скорее, прекратить делать то, что хочется. Ходить и ездить туда, куда мне хочется, распоряжаться своим временем по своему усмотрению. Я хочу прекратить думать то, что мне хочется, и хотеть того, о чем мне думается. Я хочу думать, хотеть и делать только то, что положено. Я хочу перестать быть недоразвитым, гадким, тупым мальчишкой — и стать полноценным живым существом, которое думает, хочет и делает лишь то, что положено. А я то и дело ошибаюсь. Деревенщина!

Немыслимый шум внезапно больше не раздражает, я даже отпускаю уши. Сладкий покой на меня. Дурак неспешно, верно, необратимо горит, и душа моя пылает радостью. Я рванулся бежать на площадь.

Брид подсек меня — и я падаю.

— Не спеши, олух! — шипит Брид.

Я укусил его. Он вскрикнул, но больше драться не стал.

Сидя на покрытии тротуара, я восторженно ласкаю взглядом дрожащий студень толпы. Я с ними, один них. Мои чувства — их чувства.

— Да здравствует Разум! — выкрикиваю я что есть мочи. Чучело внезапно вспыхивает, ломается пополам, рушится прямо на чьи-то головы!

— В клочья Дурака!!!

Даже если бы у меня из горла хлынула кровь, я бы не остановил свой счастливый крик. . . . . . . . . .

— Сейчас начнется праздничный карнавал, — с нехорошей улыбкой говорит Брид. — Это очень веселое мероприятие, поэтому я предпочитаю скромно удалиться. У меня что-то бок разболелся.

— Постой, Брид, а что такое карнавал? — говорю я.

— Это не просто карнавал, это разумный карнавал. Его особенность — каждый на несколько часов становится самим собой.

— Значит, все остальное время, всю ступень…

— Это ничего не значит, — грубо перебивает меня Брид. — Я тебе говорю: на этот карнавал надо являться со своим истинным лицом. Ты что, остаешься? Брось, лучше спрячемся, до моего дома все равно не успеем.

Мы зашли в подъезд. Привычно пахнуло помоями. Голова больше не кровоточит. На улице, как я заметил, происходит странное: агломераты поспешно разбегаются с площади перед Оплотом, пустеют и окружающие улицы. Кто же будет участвовать в веселом карнавале? Брид помалкивает.

Через полчаса улицы пусты. Брид привалился к обшарпанной стене и дремлет. Я, то и дело, выглядываю наружу. Ну, пустыня, Пустица. Это после столпотворения-то. Хотя бы где-нибудь, хоть один прошмыгнул. Даже не видно обычных патрульных шиман лиловых. Фонари льют свет на пустые шоссейные траншеи. Агломерация словно перестала быть. Только посапывание Брида отпугивает мой страх.

Вдруг — сразу, грохотом — музыка!

Брид подскочил и заморгал глазами. Его лицо искривилось от ужаса и отвращения.

— Ты, Бажан, крепкий, нормально переносишь музыку. — говорит.

— Так я ж привык в Аграрке. У нас, что ни вечер, — то песни, а то и танцульки.

— Тьфу, гадость! — говорит Брид.

Музыка набирала силу, становилась все веселее, ритмичнее.

Прямо хоть в пляс. Но ничто нё двигалось на улицах. Мне захотелось вида хотя бы кошки приблудной или куцехвостой собаки, но в Агло их нет. Даже нет лиловых. Словно эти прекрасные, благородные агломераты боятся показать свое истинное лицо.

Все во мне задрожало и напряглось. Брид хватает меня за локоть: «Опять, щенок, в тебе соки играют?» Я его отталкиваю и встаю. Я должен. Мне нечего бояться. Я вышагиваю из подъезда и вываливаюсь в Пустицу. Музыка крепнет.

— Вернись, — кричит Брид, но выйти за мной не осмеливается. Из других подъездов испуганно выглядывают — вижу.

Я выхожу на середину улицы и оглядываюсь. Мне жутковато. Вроде сейчас дома двинутся и расплющат меня.

Я медленно иду вперед, не вижу глядящих на меня. Пасти подъездов. Агломераты — торчащие зубы. Если появится Он, то никто не бросится на помощь. А Защита? Нет, Защита меня охраняет.

Но музыка звучала, и навстречу ей звучала музыка внутри меня. Я забыл о нем. Потому что Он и музыка были несовместимы. Пока есть музыка, Он бессилен.

Я перестал робко сутулиться и, наконец, смотрю прямо перед собой, смело. Я напеваю, да, я напеваю!